Машина пробуждения
Шрифт:
Куперу все еще казалась непривычной его способность слышать чужие страхи и проникать в суть личности. После того как он оправился от пыток, перенесенных на небоскребе, и притупляющих сознание последствий бреда, сновидений и галлюцинаций, казалось, не только его способности, стали сильнее, но к ним еще добавилось и столь мощное чувство интуиции, что Купер уже и не знал, радоваться ли этому приобретению. Глядя на Тэма, он различал бледно-голубой листочек блокнота над полусферической формы гитарой, паривший у горла мажордома. «Весьма изящная шея, да и вообще он весь ничего, – не смог не отметить про себя Купер, – разве что с косметикой перебарщивает».
– Как она тебя здесь удерживает? – поинтересовался Купер у лисоволосого слуги.
– Пардон? – Тэм повернул голову, делая вид, будто не расслышал.
– Лалловё Тьюи. Ты же ее раб, так?
Это возмутило слугу.
– Конечно же нет! Я не раб! – Затем он неохотно добавил: – Просто не могу уйти и вынужден повиноваться.
Купер поболтал оставшейся в чашке гущей:
– Мне кажется, я улавливаю противоречие. Ты с ней спишь?
– В последнее время – нет, – неожиданно развязно улыбнулся Тэм, но в следующее мгновение, дернувшись, словно испуганная рыбешка, он вновь принял подобающий слуге вид. – Нет, это было бы слишком дерзко с моей стороны. Лалловё Тьюи унаследовала меня. Я перехожу от одной ветреной феи к другой, словно фамильная драгоценность, умеющая кое-что делать по дому. Семья маркизы не находит меня привлекательным уже с тысячу лет или даже больше, хотя причина, по которой меня изначально… приобрели… вроде как заключалась в моей внешности и умении обращаться с лютней. – Когда он рассказывал об этом, лист и струнный инструмент вспыхнули ярче.
«Это знак того, кем он является, – напомнил себе Купер. – Его имя».
– Кстати, а что такое эта лютня? О ней частенько упоминают в исторических фильмах и фэнтезийных книгах, но я, кажется, никогда не слышал, как на ней играют. Как она звучит? Похоже на гитару? Боже, до чего же хороший кофе!
– Это такая забавная маленькая гитара, которая лично для меня звучит как дом. Ну почему я забыл порезать тебе сыра? Кажется, ты уже выпил слишком много.
– Шутишь, что ли, любовничек фей? Ты хоть знаешь, когда я в последний раз наслаждался этим восхитительным напитком? – промурлыкал Купер из глубин кофейного тумана.
Тэм стоял, не в силах разгадать собеседника.
– Не важно. И чего я с вами вообще мучаюсь? С тем же успехом можно пытаться стащить ослиную голову с Ника Мотка[40].
– Ты знаком с Ником? – засветились глаза Тэма.
«Он что, серьезно?»
– Я знаком с его работой, скажем так. Залей мне полный бак, Тэм-тамтам.
Тэм налил Куперу удручающе маленькую порцию кофе и покачал головой, а потом заговорил – искренне и крайне печально:
– Бедный уродец Ослиноголовый Ник. Эти твари сожрали его рассудок. Они называют себя добрыми, но если уж хочешь знать истину…
– …ты же прекрасно понимаешь, Тэмище, что я хочу…
Купер с наслаждением опрокинул в себя остатки кофе и поставил чашку на стойку с посудой. Если отбросить отсылки к поэзии, он понятия не имел, о чем говорит слуга. Впрочем, в последнее время для Купера это стало вполне в безумном порядке вещей. «Мне не должно бы быть так хорошо», – подумал он, но эта мысль скользнула прочь так же быстро, как и пришла.
– …не существует на свете такой вещи, как добрая
– Без обид, но твоя работа – сущий отстой. – Купер взял кусочек розового сахара и отправил в рот; вкус был прямо как у восточных сладостей.
– Я не обижаюсь, – пожал плечами Тэм. – Дождись, когда она вернется. Ты даже не представляешь себе, что это такое.
– Ну, – развел руками Купер, – вряд ли она окажется хуже своей мамаши.
Тэм выронил карманные часы, и те повисли на цепочке.
– Она… что? – прищурившись, уставился слуга на Купера. – Ты же не мог встречаться с, кхм, Цикатрикс. – Казалось, будто бы ему больно произносить это имя.
– Ха! «Встретиться» – слишком сильно сказано! – Купер выставил ладони над головой, изображая рога. – Огромный черный шлем с длинными рогами, как у жука, и сама здоровенная, точно динозавр. Она? Извивающееся тело кибернетического дракона, приводящееся в движение маленькими волшебными существами, нанизанными на металлические шампуры?
– Ах, месячные Маб, ты не врешь! – Глаза Тэма стали огромными, словно полная луна перед осенним равноденствием. – Знаешь, за такие шутки Лалловё Тьюи с тебя кожу живьем спустит.
– Боюсь, с этим она немного опоздала, – как-то даже чрезмерно громко расхохотался Купер. – Она может попытаться забрать у меня палец, если осмелится, но вот шкура моя уже изрядно попорчена, и, признаться, последние дни я пребываю в чертовски скверном настроении. Небезосновательно, прошу заметить. Славно поболтали, Тэмище. Ты, пожалуй, наиболее нормальный человек из всех, кого я встретил за три дня… не считая разве что пилота в пивном бочонке, тот тоже довольно вменяемый парень, если взвесить все за и против. Он мне показался человеком, умеющим правильно расставить приоритеты.
Тэм склонил голову набок.
– Странный ты юноша, Купер-Омфал.
– Что есть, того не отнять. Ты бы тоже был странным, если бы твоя неделя началась с того, что ты вдруг оказался каким-то там волшебным придурком, которого протащила через всю вселенную – или мультиверсум, без разницы, – чокнутая богиня, потом похитила принцесса фей, накачала наркотой Клеопатра, ты бы познакомился с Цикатрикс изнутри, потрахался с мертвым жиголо со своей родины, полетал на хвосте его сутенера, был спасен ангелоподобным существом из лап совершенно не разбирающейся в моде нежити, оказался в пещере слез и был брошен в подвал к злобной эльфийке, по описаниям изрядно похожей на Круэллу де Билль[41]. Скажи, она носит пальто из щенят? Ох, а еще этот Никсон…
– Сочувствую… – Тэм смотрел на него взглядом человека, который слишком хорошо воспитан, чтобы просто ретироваться из комнаты, в которой сидит умалишенный.
– Он пытался украсть мою футболку.
– Серьезно? – Бард взял кружку Купера и положил в одну из гигантских раковин.
– Ага, – фыркнул Купер. – Но, похоже, его решила усыновить одна рыженькая дамочка.
– Звучит неплохо. – В раковину со звяканьем отправились кружка самого Тэма и блюдца.
Зазвенел серебряный колокольчик, подвешенный в углу на стыке стен и потолка.