Машины Российской Империи
Шрифт:
Заяц снова потянул меня за рукав, и когда я повернул голову, прошептал:
– Анри, нам побыстрее надо. Упустим совсем баржу. За ущельем начинается эта… как ее…
– Дельта, – сказал я. – Там река разливается, и найти баржу будет совсем трудно. Нужно догнать ее раньше.
– Так я о чем! Что делать будем, Анри? – еще жарче зашептал он, покосившсь на хозяина. – Плыть уже надо, плыть быстрее!
– Вы поможете нам? – прямо обратился я к Хольфу.
Тот развел руками, как будто немного виновато:
– Вы не хотите обращаться в полицию, это смущает меня. Да и чем я могу помочь? Вот разве что покормить вас
– У вас баркас. И угольный амбар во дворе. Загрузите несколько больших корзин угля в двуколку, едем на пристань. Я не умею управляться с баркасом, но вы-то умеете и…
Я запнулся, когда новая мысль пришла в голову. Просить хозяина отвезти нас – означает впутывать хорошего человека в свои нехорошие дела. Лучше мне плыть одному. Зайца тоже надо бы оставить на берегу, да только вряд ли получится, но старосту втягивать уж точно не следует.
– И все-таки – просто продайте мне баркас, – произнес я. – Ничего, как-нибудь справлюсь. Может, где-то ниже по реке живут ваши знакомые? Я бы, наверное, мог оставить баркас им. Или просто причалить где-то на берегу, в таком месте, где он будет заметен. Спустя несколько дней вы вместе с одним из рыбаков поплывете следом, найдете свою посудину и вернетесь с ней.
Еще не договорив, я понял, что его не устраивает мое предложение. Выслушав, Хольф навалился локтями на стол, подался к нам и неторопливо заговорил, все так же добродушно и немного виновато, но очень уверенно, почти требовательно. Он будто хотел, чтобы мы обязательно признали его правоту:
– Послушайте-ка, Алекс… В мире происходит много чего. Очень многие нуждаются в помощи, и всем помочь я не могу. Все на свете делится на две части: мое дело и не мое дело. То, что вы предлагаете, – не мое дело. Я староста этой деревушки, Пестемаров, я сам ловлю рыбу, хотя в последние годы больше по привычке, чем по необходимости, я помогаю рыбакам… Скупщики, которые забирают улов по всему побережью, дают за него на треть меньше. Но у меня небольшая грузовозка там, в каретном сарае за домом, я сам отвожу рыбу на фабрику. Скупщики недовольны, зато люди в деревне с каждого улова получают больше денег и благодарны мне. Хотя старый двигатель отжил свое, сейчас машина не на ходу… Так вот, это, – взмахом мягкой ладони он очертил все вокруг: и хлопочущую у печи жену, и детей, опять столпившихся в дверях, и дом, и двор с пристройками, и деревню, а затем посмотрел на меня прямо и твердо. – Все это – мое дело. А вести двух незнакомцев вслед за баржей, с которой они почему-то выпали, когда один из них вооружен, а второму, кажется, довелось повидать много больше, чем положено ребенку его возраста… Нет, Алекс Гримуарди, простите, но это – не мое дело.
Речь его прозвучала очень веско, но я не собирался сдаваться и сказал:
– Хольф, но я же сказал: вам не нужно плыть. Я сам…
Он вздохнул и внимательно посмотрел на Зайца. Это был не первый подобный взгляд, которым хозяин одаривал мальчишку, причем после них Хольф всякий раз посматривал на собственных детей с выражением, которое я не мог понять, а однажды переглянулся с женой, которая, помедлив, кивнула ему с легкой полуулыбкой.
– Юноша, вы просто не знаете, о чем говорите, – произнес Хольф. – Ниже по реке Джердапское ущелье. Так называемые казаны, Хайдучка воденица… Это самые опасные места на всем Дунае. Через них не всегда удается пройти даже опытным шкиперам,
Я уставился на стол перед собой. Если так, то… Я не хотел втравливать этого человека в свои дела, но у меня просто не было выбора.
– Тогда плывите с нами, – сказал я. – Высадите там, где я укажу, и возвращайтесь. У меня есть деньги, я по-настоящему много заплачу вам. Смотрите…
Хольф собрался возразить, но я уже полез за портмоне. Дети в дверях загомонили, между ними прошла старшая девочка с миской в руках. Поставила миску на стол перед нами – там было земляничное варенье, крупные алые ягоды плавали в густом сиропе. Заяц сглотнул, потянулся к миске, но девочка что-то сказала на румынском, и он отдернул руку. Она улыбнулась, взяла у подошедшей матери тарелку, тоже поставила на стол. В тарелке был нарезанный крупными ломтями домашний хлеб, благоухание которого тут же распространилось по комнате.
Заяц тут же схватил кусок хлеба, намазал вареньем и впился в него зубами. Марго вернулась к своим делам, а девочка подошла к отцу. Он поцеловал ее в темя, она обхватила его за шею и зашептала, поглядывая на Зайца. Взгляд Хольфа потеплел, он кивнул. Тогда она коснулась губами его щеки и ушла к матери.
Я достал из портмоне пятьдесят рублей. Положив на стол, щелчком отправил между тарелками в сторону хозяина и спросил:
– Знаете, что это?
Хольф произнес на румынском:
– Margo, va rugam naste copii afara. Si va cer sa stai acolo, de asemenea.
Она долгим взглядом посмотрела на него, но ничего не сказала, лишь кивнула и вышла из дома, прихватив детей.
– Это российские рубли, – сказал Хольф, когда дверь за ними закрылась. – Хорошие, твердые деньги. Позвольте?
– Да, пожалуйста.
Он поднял банкноту, оглядел, повернувшись к окну, посмотрел на свет. Потер ее пальцами и, отправив через стол обратно ко мне, заключил:
– Она настоящая.
– Конечно, настоящая. Вы получите вдвое больше, если поплывете с нами. Сто рублей.
Он удивленно покачал головой, взялся было за погасшую трубку, однако так и не вытащил ее из зубов. Я продолжал:
– Вы знаете цену российской валюты… В Европе с ней может сравниться только фунт. За сто рублей купите новый баркас.
– Мне не нужен новый, – возразил он, – даже если бы мне предложили его бесплатно. Меня полностью устраивает «Мое дело».
– Тогда можете купить новый грузовик. Или хотя бы новый мотор для старого. И еще останется, причем много.
Но Хольф снова покачал головой:
– И все же я не хочу в это вмешиваться. Заберите деньги.
Не прикасаясь к банкноте, я устало потер глаза. Что теперь – брать и вязать его? Угрожать пистолетом, запирать всю семью в доме, хватать уголь, двуколку, мчать к пристани? Нет, это не выход.
– Герр Хольф, мне действительно необходимо нагнать баржу, – сказал я. – Это крайне важно. Здесь замешаны вопросы жизни и смерти. Я не преувеличиваю.
– Вы же всего лишь обычный пассажир, прыгнувший за борт вслед со своим слугой, – повторил он мои слова.