Машины Российской Империи

Крамер Иван

– Мирче Рольфо, – повторил я, припоминая. – То есть, хотите сказать, над нами летит король всех цыган?

– Положим, не всех, а только европейских. Кроме прочего, как я слышал, он хозяин большого цыганского цирка.

Цыганский цирк? Джейн была циркачкой… Опять совпадение, как и название баржи? Черт возьми, весь мир состоит из совпадений! Мирче Рольфо, самый главный цыган, большой цыганский босс, летит за баржей, где перевозят адское мыло. И вчера по его приказу судно атаковал аэроплан… Но какое отношение ко всему происходящему имеют цыгане? Над «Самодержцем» висел какой-то летающий дрон–

аэростат или что-то подобное – и вот теперь за Чосером с Карибом летит необычный дирижабль. Так, может, Мистер Икс – это баро Рольфо? Или Рольфо, на самом деле, мой отец, то есть SH? Я мотнул головой. Какая-то путаница, путаница и ерунда! Уж на кого, а на цыгана я точно не похож, да и нет в инициалах буквы «R», равно как и «М». Значит, Мирче Рольфо – это все-таки Мистер Икс? Если припомнить манеру, в которой тот говорил с нами по радио… Нет, она совсем не похожа на цыганскую. Мистер Икс – человек явно образованный, а я не слыхал про образованных цыган. С другой стороны, это может быть предрассудок, много ли я знаю о цыганах? Видел их таборы, их танцы, что-то читал про них, вот и все. Почему бы цыганскому боссу не быть образованным и подкованным в технике человеком?

– Кстати, были слухи, что баро Рольфо то ли умер, то ли тяжело болен, – добавил Хольф, внеся окончательное смятение в мои мысли. Затем он вернулся в рубку, откуда донесся его голос: – Скоро светает. Мы подходим к узкой части ущелья, приготовьтесь к небольшой качке.

Золотистые огни маячили уже над носом баркаса. «Табор ветров» летел заметно быстрее, чем раньше, – будто спешил, как и мы, отыскать затерявшуюся в темноте баржу.

Некоторое время назад мы заметили свет ее кормовых огней впереди. Поначалу они становились ярче, но после исчезли – «Двузубец» вошел в Железные ворота, и скалы скрыли его от нас. Теперь в том же направлении пролетел дирижабль, а за ним плыл наш баркас… Что, если цыгане собираются снова атаковать баржу? Хотя я не видел на «Таборе ветров» других авиеток, но они могут сбросить бомбы с гондолы.

– Что тебе? – спросил я Зайца, когда тот засопел с таким видом, будто собирался сообщить нечто очень важное.

Сквозь проем мальчишка поглядел на стоящего у штурвала спиной к нам Хольфа и смущенно прошептал:

– Он предложил с ними жить.

– Что-что? – удивился я и тоже посмотрел на капитана. – Жить с ними?

– Говорит, у него дочерей четверо, а сыновей только трое. Ему для ровного счета еще один нужен. Шутит так. Но он серьезно!

– То есть он хочет усыновить тебя?

– Ну… да, – Заяц стал переминаться с ноги на ногу, потом тихо выругался, нагнулся и потер левое колено. – Так это называется? Я ж не знаю. Мне раньше никто не предлагал.

– Заяц, что с твоей ногой? – спросил я. – Почему хромаешь?

– Перебили мне ее, – сумрачно ответил он. – Бык Калиган, главарь наш.

– Чей это «наш»?

– Так банды нашей. Ну, в Париже. Палкой, то есть она только с виду палка, а внутри стержень железный.

Мальчик отвернулся от меня, не желая больше ничего рассказывать. В рубке Хольф повернул штурвал, волны громче заплескались за кормой, и палуба под ногами накренилась.

– Усыновить, значит… – пробормотал я. – Так вот почему Хольф в действительности согласился плыть. Добрый он человек. Вот и одежду тебе дал.

На Зайце были парусиновые штаны, широковатые, зато крепкие, с блестящим новеньким ремешком. Им мальчишка

очень гордился и часто трогал с таким выражением, будто всякий раз заново удивлялся, что у него появилась этакая вещь. Еще он получил тельняшку и картуз с якорем – по словам нашего капитана, якорь вышила старшая дочка, та, что принесла земляничное варенье. В таком наряде Заяц выглядел почти благообразно, хотя движения оставались порывистыми, а поблескивающие под козырьком глаза выдавали его энергичную и склонную к авантюрам натуру.

– И что, ты согласился?

– Как это? Нет, конечно!

– Почему? Ты видел, они живут не бедно, да и люди хорошие. Жена его детей любит, это заметно. Будет и тебя любить.

– Не будет она меня любить, как своих. И вообще у меня другая судьба, – гордо и очень по-взрослому ответил он, после чего крепко обхватил пальцами свое левое запястье.

– Какая же у тебя судьба? – спросил я.

Он снова принялся переминаться с ноги на ногу, сопя все громче, как набирающий ход паровоз, и наконец выпалил:

– Графская!

А после уставился на меня с подозрением, будто ждал, что я начну смеяться над ним. Я не смеялся – молча дожидался продолжения, но Заяц, уставившись в темноту за кормой, больше не сказал ни слова.

Тогда я прошел в рубку. Капитан выровнял посудину, уменьшил обороты, и гудение двигателя под палубой стало тише. На носу баркаса ярко горел прожектор. Сквозь смотровое окно виднелись золотистые огни «Табора ветров», успевшего улететь далеко вперед. Я все размышлял над тем, что будет, когда дирижабль нагонит баржу. Можем мы услышать эхо взрывов? Но ведь в трюме «Двузубца» бочки, и если огонь доберется до них прежде, чем они окажутся под водой…

– Баркас может плыть быстрее? – спросил я.

Хольф сказал, не оглядываясь:

– Нет, пока мы в ущелье.

– Оно длинное?

– Да уж не маленькое. На сто пятьдесят километров тянется.

– Откуда такое взялось? – Заяц вошел в рубку следом за мной.

Капитан пояснил:

– Ущелье река проделала.

– Как это? Не могла река такое сделать. Вода… она ж мягкая!

– Мягкая, но упорная. Река горы точит. А Дунай в этом месте, как дерево. – Хольф улыбнулся пришедшему в голову сравнению. – Там, где мы плывем, – основной ствол. От него отходят ветки: ущелья, теснины всякие. А еще на дереве есть плоды.

– То есть пещеры? – догадался я.

– Точно, пещеры. Дунай пещер много в этих местах понаделал, часть затоплена. Смотрите, – он показал влево, потом вправо. – С той стороны Балканские горы, с этой – Карпатские, то есть южные отгорья Карпат. Тут сходятся два горных хребта.

– Скорее – горных массива, – поправил я.

– Пусть будут массивы. Это… великая красота. Вот за что я люблю реку и все эти места вокруг.

– А дальше что? – спросил Заяц. – За ущельем, там же Черное море?

– Но сначала речная дельта, малец. Дунай расходится тремя рукавами, а между ними… – отпустив штурвал, Хольф широко развел руки, и я услышал в его голосе искреннее волнение. – Там, парень, рай. Там живут пеликаны, особые, и всякая другая живность, которую и не увидишь больше нигде. Там…

– Меня беспокоит, что мы не видим огни «Двузубца», – сказал я.

– Меня тоже это беспокоит. Хотя и меньше, чем вас, Алекс. Возможно даже, что мое беспокойство мешается с облегчением.

– Хольф, нам обязательно надо догнать баржу.