Маска Черного Тюльпана
Шрифт:
Говоря это, Ричард пристально посмотрел на Фреда Толмондели, не поняв, что потратил свой предостерегающий взгляд не на того брата.
— Одна из молодых леди должна обладать музыкальным талантом, — с приятной улыбкой вставила миссис Кэткарт. — Уверена, песня поможет всем нам немного успокоиться.
— Великолепно! — воскликнула Амели. — Генриетта может спеть. Что может быть, — она улыбнулась мужу, встревоженно вглядывавшемуся в темноту за окном, — обычнее?
— Я не в голосе, — стала увиливать Генриетта.
— Не глупи, — сказала Амели, абсолютно лишенная музыкальности. — Мне твой голос очень нравится.
С обычной
— Но я просто хотел…
— Нет, — сказал Ричард.
— Ой, ну ладно, — неохотно пробормотал Майлз.
Генриетта распелась, голос легко скользил от ноты к ноте.
Майлз повернулся к Ричарду, с тоской смотревшему в окно.
— Ты уверен… — начал он.
— Сидеть! — отрезал Ричард.
— Друг, собака, две большие разницы, — сказал под нос себе Майлз.
Но сел. Он выбрал, заметила Генриетта, самое дальнее от рояля кресло. Прищурившись, девушка стала перебирать ноты. Бога ради, можно подумать, с прошлого вечера она подхватила проказу! Он боится, что она бросится на него от избытка любовной тоски?
Конечно, в несчетный раз за такое же количество минут напомнила себе Генриетта, она сама дала ему от ворот поворот. Но она не хотела такого. Неужели он не может вести себя хотя бы цивилизованно? Неужели она просит слишком многого?
Мисс Грей кашлянула с угрожающей важностью.
Покраснев, Генриетта схватила первые попавшиеся ноты и сунула их мисс Грей.
— Это «Caro mio ben» [50] , — сообщила Генриетта.
— Мне знакома эта вещь, — бесстрастно ответила мисс Грей, водружая ноты на подставку и пристраивая на носу пенсне.
— Хорошо, — сказала Генриетта, вставая перед инструментом. — Тогда начнем?
Аудитория подобралась не самая лучшая. Ричард мрачно смотрел в окно, как будто ждал, что шпион в любой момент пробежит мимо, поводя ушами и тыча в стекло носом. Амели сидела с видом «я притворяюсь, будто слушаю, но на самом деле я думаю, как изловить этого француза». Миссис Кэткарт, разумеется, казалась приветливой и излучала поддержку, потому что она была такой, эта миссис Кэткарт; Генриетта понимала — ее способности здесь ни при чем. С диванчика, рассчитанного на двоих, братья Толмондели взирали на нее выжидающими взглядами щенков, знающих, что в настоящий момент ведут себя очень, очень хорошо, но едва их отвлекут, как они вскочат и начнут гоняться за своими хвостами. И затем — Майлз. На Майлза Генриетта старалась не смотреть.
50
«Caro mio ben» — «Милый мой»; ария итальянского (неаполитанского) композитора Джузеппе Джордани (1744–1798) (ит.).
Мисс Грей чопорно спросила, готова ли она. Кивнув, Генриетта закрыла глаза, задержала дыхание, как учил синьор Антонио, и прислушалась к вступительным тактам. Несмотря на заявление, что она не в голосе, ми-бемоль Генриетты прозвучал четко и уверенно, легко сменившись ре, до и си-бемолем. Эту арию она выучила одной из первых, и знакомые ноты и фразы лились с легкостью.
Но слова… почему она никогда не замечала этих слов раньше? «Ты — все мое счастье, — пела она, —
Одиноко. Только так можно было описать боль, связанную с отсутствием Майлза, ощущение полной отторгнутости, охватывало ее всякий раз, когда они проходили мимо друг друга в неловком молчании. Стало бы ей легче, если б он оказался далеко не только в переносном смысле, если бы завтра она упаковала вещи и уехала в Лондон? Но что толку? Лондон наполнен тысячами воспоминаний о Майлзе. Майлз в парке, учит ее править коляской. Майлз в «Олмаке», подпирает колонну. Майлз сидит на диване в малой столовой, рассыпая по всему ковру крошки печенья. Даже в спальне не найти ей спасения — там сидит на кровати, опираясь на подушки, Зайка и смотрит с упреком, словно призрак Банко [51] .
51
Призрак Банко — персонаж трагедии У. Шекспира «Макбет» (1606).
Решительно вернувшись к музыке, Генриетта медленно преодолела строчку «истинный влюбленный всегда вздыхает». Она с гораздо большим удовольствием пошвырялась бы вещами. Лучше всего в Майлза. Генриетта дала выход раздражению, с большей, чем того требовала партитура, силой пропев в первый раз повторяющуюся строчку, состоявшую из слов «откажись же от такого жестокого презрения». Музыка задержалась на «презрении», медлила на этом слове, вибрируя и предлагая его снова и снова, перебрасывая его назад Генриетте.
Взгляд девушки невольно скользнул мимо развалившихся братьев Толмондели, мимо кружевного чепца миссис Кэткарт — к Майлзу, сидевшему в кресле в глубине комнаты.
Его равнодушия как не бывало.
Сердце Генриетты забилось в горле, придав голосу силы, когда она встретилась глазами с Майлзом. Он сидел совершенно прямо, оставив ленивую свободную позу, и, вцепившись в подлокотники, так сильно сжимал позолоченное дерево, что удивительно, как оно не раскололось в его руках. Генриетта прочла потрясение и испуг на его лице… и что-то еще.
Третье повторение «жестокого презрения» показало такую глубину чувств, что миссис Кэткарт быстро заморгала и даже Ричард, хмуро смотревший в окно, прервал выслеживание французов и рассеянно отметил, что новый учитель пения его сестры определенно знает свое дело.
Музыка смягчилась, лаской вернувшись к «ты — все мое счастье, поверь в это». Генриетта не могла оторвать взгляда от Майлза. Остальные не имели значения. Здесь никого больше не было. Она пела только для него, мелодичные итальянские фразы молили, обещали, дарили.
Разразившаяся буря аплодисментов оборвала протянувшуюся между ними ниточку. Несколько раз моргнув, Генриетта обвела глазами комнату. Братья Толмондели вскочили, и даже Ричард оторвался от окна, чтобы посмотреть на нее с удивленным восхищением, каким старшие братья и сестры жалуют младших, когда те ткнут им в лицо демонстрацией высшего совершенства.
— Боже великий, Генриетта, я не представлял, что ты так поешь, — искренне сказал он.
— Отличное исполнение! — аплодировал Фред Толмондели.