Маска времени
Шрифт:
Наконец наступило чувство насыщения, смешавшись с привкусом неожиданной печали, близкой к боли. Они лежали рядом с очагом; из него выбивался жар, от которого, казалось, вот-вот должна была начать лопаться кожа, покрываясь волдырями. Кандида словно сквозь сон слышала, как окликает ее по имени Джозеф, и голос его был печален и глух, как эхо в непроходимой чаще. А семя его во чреве Кандиды было подобно благословению. Она закрыла глаза и ощутила, как по всему телу разлилось приятное тепло.
Кандиду охватило чувство покоя и удовлетворения, словно ей удалось
Медленно, почти с болью, тела их начали отделяться одно от другого, а пальцы с трудом разжались. Но Джозеф продолжал держать Кандиду в своих объятиях, а она положила голову ему на грудь, чувствуя, как покой и мир наполняют ее существо.
– Все, что ты делаешь, похоже на стихи, – прошептала Кандида.
А затем сон безжалостно опрокинулся на Кандиду, увлекая ее куда-то в глубину. На короткое мгновение она вспомнила свой детский сон: дом вдруг превращается в огромный корабль, который всю ночь плывет по бесконечному и беспокойному морю:
– Все, что ты делаешь, Джозеф, все…
Проснулась Кандида только к вечеру. Она лежала одна и потому, почувствовав страх, вскочила и быстро оделась. В одно мгновение спустившись по лестнице, Кандида выскочила на улицу, в снег.
Джозеф стоял посреди поляны, уставившись в землю. Чувствуя себя будто во сне, Кандида осторожно подошла к нему сзади.
– Ужасно было проснуться и не найти тебя рядом. Никогда не поступай так больше.
Молча он обнял ее и поцеловал, а затем коснулся кончиками пальцев ее брови.
– У тебя жар, возвращайся в постель.
– Это что – сон?
Джозеф улыбнутся и вновь поцеловал Кандиду.
– Нет. Не сон.
– На что ты так пристально смотришь?
Джозеф указал пальцем. В борозде, оставленной от колес повозки, снег подтаял и появилось бледно-розовое пятно.
– Это цикламен, – догадалась Кандида. Джозеф наклонился и сорвал цветок:
– Значит, весна все-таки наступила.
– Нет. Цикламен зацветает и зимой. Но все равно – он такой красивый.
– Да. И еще в нем есть какая-то эротика.
– Эротика?
– Смотри, – и Джозеф осторожно раздвинул пальцами лепестки, словно женскую плоть.
От неожиданного сходства Кандида даже улыбнулась.
– Никогда не думала об этом.
– Я люблю тебя, – нежно произнес Джозеф. – Станешь моей женой?
Погоняя пони по дороге к ферме в сумерках, Кандида призналась себе, что такой радости она никогда прежде не испытывала в своей жизни.
Эту радость она несла теперь в своем сердце, как неугасимый свет, который рассеивал сейчас тьму, что за последние месяцы наполнила до отказа жизнь молодой женщины.
Любила ли она Джозефа? На этот вопрос нельзя было ответить сразу. Ее чувства были столь глубоки, что не соответствовали простым ответам на сложные вопросы. Но сам Джозеф безусловно любил Кандиду. И это имело огромное значение. Любовь его словно
Когда Кандида услышала хруст веток позади, то решила, что это олень выходит на тропу. В страхе она обернулась, но вместо оленя пред ней предстал Дэвид.
Кандида натянула вожжи и остановила повозку. Дэвид похож был на какое-то дикое лесное существо из сказки.
– Дэвид, ради всего святого, что ты делаешь здесь?
На лице англичанина появился оскал, который даже отдаленно не напоминал улыбку, а затем он со всего размаху ударил Кандиду по лицу.
– Дэвид!
– Трахалась с ним, да?
– Нет!
– Я сам слышал.
От второго удара Кандида уже попыталась защититься.
– Маленькая продажная сука! – Дэвид схватил Кандиду за волосы и начал судорожно таскать из стороны в сторону. От боли она не выдержала и закричала.
Пони шарахнулся было в сторону, но колея оказалась слишком глубокой для него. Дэвид повалил Кандиду прямо в снег:
– Видно, одного меня тебе было мало. Стоило мне только отвернуться, и ты прыгнула в постель к грязному еврею.
Кандида зарыдала:
– Мы собираемся пожениться, Дэвид. Он сам хочет этого. А ты нет…
Дэвид вновь ее ударил, повалив на землю. Теперь он стоял прямо над Кандидой, расстегивая ремень.
– Не надо! Не бей меня! – взмолилась она.
– Жениться на тебе! Ах ты, шлюха!
Он раздвинул ноги Кандиды и лег на нее. Она ощутила, как сырость проникла сквозь ткань и коснулась спины. – Дэвид, ради Бога, не надо!
Кандида начала бороться, вкладывая в сопротивление всю дикую страсть. Она хотела расцарапать это красивое безупречное лицо, но Дэвид оказался сильнее. Он снова ударил Кандиду со страшной силой прямо в живот. Боль была такой неожиданной, что Кандиде показалось, будто она вот-вот умрет. Она не могла даже вздохнуть. Перед глазами пошли круги, а в ушах стоял звон. Теперь всю энергию свою Кандида направила только на то, чтобы перевести дыхание.
Она ощутила, что Дэвиду удалось войти в нее. Но делал он все так жестоко, без наслаждения, стараясь наказать, наказать ее как можно больнее. Кандида выгнулась вся в напрасной попытке перевести дыхание и издала слабый крик.
Дэвид продолжал мять груди Кандиды, крича при этом что-то по-итальянски. Сквозь шум в ушах Кандида с трудом могла разобрать отдельные слова, и все они были проклятиями и площадной бранью.
Дэвид с каждой минутой становился все агрессивнее, его лицо исказилось. Кандида почувствовала вдруг, как у нее поплыло все перед глазами, тьма обволокла ее, и ей захотелось укрыться в этом неожиданно наступившем мраке от всех невзгод, обрушившихся на ее голову.
Прошло немало времени, прежде чем Кандида пришла в себя и вернулась в промозглые сырые сумерки, полная боли и страдания. Она приподнялась немного на локтях, чувствуя, что боль, как игла, пронзила все ее тело от бедер до головы. Дыхание, казалось, готово было прерваться от любого неловкого движения.