Маска времени
Шрифт:
Вот откуда и Кейт черпала свое несгибаемое мужество. Анна вспомнила, как мать и бабушка умели молчать и при этом прекрасно понимали друг друга. Анна была не в состоянии этого понять. Она не может допустить, чтобы Эвелин умирала в полном одиночестве, пока Кейт находится в коме. Слезы подступили к глазам Анны.
Она собралась с силами и отправилась в госпиталь.
Кейт перевели из реанимации в обычную палату двумя этажами ниже. Доброжелательная медсестра указала Анне дорогу и объяснила, что ее мать находится в палате, предназначенной специально для больных в состоянии комы.
Увиденное поразило
Мать лежала на огромной железной кровати, вращающейся во все стороны, что, по объяснению сестры, должно регулировать давление. Кейт лежала на этом странном ложе, покрытая зеленой простыней, какие используют обычно в хирургическом отделении. Несколько проводков и трубок отходили от тела и были соединены с электронной аппаратурой. Мониторы, прикрепленные к самому потолку, чертили зеленые пульсирующие линии.
Анна старалась скрыть от сестры потрясение увиденным. Оставшись одна, она обошла постель вокруг. С первого взгляда ложе производило впечатление чего-то чуждого, механического – казалось, это еще один шаг к полному обесчеловечиванию больной. Но вся обстановка в палате не усиливала такого впечатления. В комнате было большое окно и все выглядело удобнее, чем в реанимации.
На стене висело предупреждение: в палате в присутствии больного нельзя обсуждать его состояние, так как и в коме он способен все слышать. Это подействовало на Анну как глоток свежего воздуха.
Сюда перенесли и стереоаппаратуру. Анна поставила кассету с записью концерта Брамса. Она села рядом с кроватью и нежно взяла безжизненную руку матери.
– Мы узнали кое-что о Джозефе Красновском. Он был корреспондентом, как и я. Не знаю только, почему ты так им интересуешься. Но части головоломки, кажется, начинают складываться в общую картину. Я буду приходить к тебе каждый день и рассказывать, как далеко мы продвинулись. Думаю, что это даст тебе силы жить. У меня очень много дел, мама. Нам надо всем идти дальше, нельзя останавливаться. Ты должна пробудиться, слышишь, должна.
Анна вспомнила слова Андре Левека: «Это потерявшийся ребенок, которого надо за руку вывести из кромешной тьмы к свету».
– Произошло еще вот что, мама. Мы с Филиппом стали любовниками. Посмотри.
Она сняла ожерелье и поднесла его к щеке матери. В солнечном свете бриллианты засияли. Анна не разбиралась в драгоценностях, но не сомневалась, что это были подлинные камни. Они обладали совершенными гранями и, кажется, стоили очень дорого.
– Бриллианты, мама. Это случилось, и я знала, что так будет… – прошептала Анна и надела ожерелье. – Знаешь, я так хочу его. Я хочу, чтобы он всегда был моим. Она прикусила губу и почувствовала острую боль. – Ну разве твоя дочь не эгоистка? Ты лежишь здесь без движения, а я рассказываю о своем любовнике. Но я ничего не могу поделать с собой. Это не значит, что я о тебе не забочусь, мама, просто мне никогда не приходилось любить прежде. А Филиппа я люблю.
Анна вдруг замолчала и какое-то время пристально изучала неподвижное лицо матери, напряженно вслушиваясь в размеренное дыхание Кейт. Бинты сняли, и теперь были видны швы на голове. Раны начали зарастать волосами.
Анна почувствовала, как ком подступил к горлу. Она быстро подошла к окну:
– Мне трудно выносить все это, мама.
Из окна были видны голубые вершины гор да крыши домов Вейла.
– Жизнь – такая дрянь. Ты лежишь здесь, Эвелин умирает
Дверь открылась, и на пороге показался Рам Синкх, со спокойным и ласковым лицом:
– Мне уже сообщили, что вы здесь. Как вам нравится эта палата?
– Впечатляет, – заметила Анна, справившись со своими чувствами.
– А как вы нашли вашу мать сегодня?
– Немного лучше.
Синкх улыбнулся в ответ:
– Прекрасно. Музыка – это очень хорошая идея. Кстати сказать, я люблю это произведение.
– Мама тоже его любит.
– Сестра объяснила вам, как все здесь работает? Эти аппараты подключены к грудной клетке и сразу подают сигнал, если дыхание становится прерывистым. Кровеносное давление находится также под контролем. Великолепная техника.
– Вы пришли сюда, чтобы еще раз попытаться меня уговорить перевезти маму в другую клинику?
– Совсем нет. Я, наоборот, рад, что она осталась здесь. И, поверьте, на вас никто и не пытался оказывать давление.
– Неужели?
Синкх начал внимательно изучать показания мониторов, словно собирался убедить Анну в своей искренней заботе о пациентке. Затем снова посмотрел на Анну с выражением искреннего удовольствия:
– У вас прекрасное ожерелье.
– Подарок.
– Щедрый даритель. Камни очень редкие. – Он оторвал свой взгляд от бриллиантов и посмотрел прямо на Анну. – Когда я вошел сюда, то слышал, как вы разговаривали с матерью.
– Да.
– Вы думаете, будто она находится где-то здесь поблизости и может услышать вас, даже когда ее мозг почти не действует?
– Совершенно верно. Скажите мне, доктор, вас интересует концепция дуализма функций мозга и сознания?
– Только как абстрактная теория. А почему вы спрашиваете меня об этом?
– Я прочитала несколько книг о коматозных больных. Вот почему я спросила вас об этом. Весьма заманчивая философская идея. Действительно, наше сознание – вещь особая, и всегда ли оно зависит от электрохимической активности мозга? Неужели сознание умирает в тот момент, когда умирает сам мозг? Или все-таки оно живет автономно от всех этих нейронов?
– Это довольно трудный и непонятный вопрос, – заметил Синкх. – Я предпочитаю вернуться к чисто медицинским проблемам ухода за больной.
– А для меня эти вопросы очень интересны. Неужели мозг – это только механизм, в котором даже нет места для духовного? Тогда вы – это не вы. Раз нет души, то нет и личности? Нет ничего, кроме нервных окончаний?
– Простите, но я уже сказал вам, что это довольно непонятно. И у меня нет по этому поводу никаких соображений.
– А у меня есть, и весьма определенные. Я верю в существование души. Верю, что душа моей матери не оставила тела. И это намного важнее, чем просто механическое воздействие на ее плоть.
Анна говорила совершенно спокойно, но в каждом слове ее чувствовалась убежденность. Синкх посмотрел на нее и улыбнулся.
– Я уважаю вас, мисс Келли, – сказал он и взялся за ручку двери.
Дверь закрылась, и Анна медленно вернулась к постели. Она стояла и продолжала кусать нижнюю губу.
– Врач думает, что ты просто сломанная машина. Он хочет отправить тебя в приют, как на свалку, чтобы ты умирала там. Но ты не умрешь, не умрешь!
К полудню из Денвера приехали два слесаря.