Маска Зорро
Шрифт:
Она поняла и приняла все: своего отца, своего брата, своего крестного, которые, на самом деле, стали ей таковыми и невероятно быстро, особенно Рикардо, вся прошлая жизнь без которого сейчас уже казалась ей немыслимой и ненастоящей. Но то, что к ней вернулся ее самый близкий человек, который, когда-то пожертвовав всем ради ее благополучия, по прихоти судьбы исчез из ее памяти, она не могла осознать.
Конечно, в отличие от других членов ее семьи, с которыми она столько пережила и провела так много времени, с мамой она виделись всего один раз и, как и в случае со всеми остальными, уже через несколько встреч все должно было измениться. Однако сейчас это служило слишком слабым успокоением, равно как
Правда, не само по себе…
Девушка с неизвестно откуда поднявшимся жаром в теле вспомнила дыхание молодого человека у себя на бедре. Тогда она забыла обо всем…
Краем глаза Изабелла заметила, что лошадь Бернардо начала сбавлять шаг и в ответ на его движение натянула поводья Арабики. Погруженная в свои мысли, она даже не заметила, как они проскочили перекресток, с которого начинался Эль Пуэбло. Впрочем, даже если кто-нибудь их и увидел бы, то на ней снова был одет костюм Дымки и она смогла бы скрыться от любой погони на своей великолепной кобылице. Что же касается ее спутника – то его лицо, скорее всего, было никому неизвестно, а свое имя, равно как и род занятий, он не сказал бы даже на смертном одре.
Времени до встречи оставалось все меньше, а способа избавиться от своего волнения Изабелла все еще не нашла. Она уже видела приближение знакомых мест. В голове начало стучать что-то мелкое и настойчивое. Неужели это был не сон тогда? Неужели, правда, тринадцать лет спустя…
Лошади перешли на спокойный шаг и двинулись почти бок о бок.
Тогда он был рядом с ней…
Девушка судорожно выдохнула – в тени деревьев показались два знакомых силуэта.
– Я приеду за Вами через два часа, сеньорита, – услышала она, наконец, голос Бернардо.
– Хорошо, – прошептала Изабелла и, не чувствуя ног, спустилась на землю.
Она не могла не заметить, что Бернардо не приблизился к широкому дереву, где находились ее мама и сер Ричард. Наверное, чтобы не показать им своего лица… Хотя сейчас ее это совершенно не волновало. Девушка не могла не только произнести ни слова, но даже и сдвинуться с места и при этом невыносимо злилась на саму себя – ее так ждали, а она никак не могла взять себя в руки.
Сзади раздался характерный шум – Бернардо натянул поводья и развернул лошадь в сторону поселения. Сейчас он уедет, и она останется одна.
Изабелла смотрела в тень деревьев, в глубине души чувствуя, что жаждет попасть туда, но не могла пошевелиться.
Тогда он держал ее в своих руках… Он сделал все, чтобы смягчить удар. Он практически спас ее сознание своим присутствием. А сейчас...
Послышался глухой стук подков о твердую, выжженную дневным солнцем землю. Бернардо уезжал. Еще мгновение и ей надо будет идти. Нельзя больше стоять на одном месте. Но как же разъединить руки и отпустить поводья Арабики?
Тогда он был с ней… В груди все сжалось. Единственный, кому она доверила свою жизнь, единственный, кто стал ее неодолимой стеной, единственный, кто мог помочь ей тогда и сейчас… Единственный… Но его не было. Как она сейчас пойдет туда?
Что-то неуловимо возникло у нее за спиной…
Девушка почувствовала легкое движение в свою сторону, но не смогла повернуть занемевшей головы.
– Сеньора Катрин передает Вам привет и искренние пожелания сил и терпения в Вашем нелегком положении.
– Ну, померяй, – зудела Керолайн.
– Отстань от меня.
– Померяй.
– Не буду.
– Ну, одень хоть на минутку, – трясла фрейлина в руке огненно-красный пеньюар.
– Кери, выкинь это куда-нибудь, чтобы я не видела, – страдальчески произнесла
– Вот еще, такая красота!
– Сама и меряй.
– Но это твое.
– Дарю.
– Ну, померяй, померяй, померяй!
Изабелла улиткой завернулась в одеяло и уткнулась в изголовье кровати. Она проснулась несколько минут назад, а Керолайн уже придумала себе развлечение с ее непосредственным участием. И что ее только дернуло полезть в шкафы и навести там порядок, если все и так находилось в идеальном состоянии, потому что, каждый раз одевая новые костюмы, девушки перевешивали, разглаживали и стряхивали пылинки со всей остальной одежды?
А теперь Керолайн наткнулась на этот непередаваемо вызывающий пеньюар. Как будто больше не было других забот.
Изабелла потерла виски и устремила взгляд в темноту.
Он простил ее. Снова простил…
Ведь Зорро заметил ее присутствие в саду у Катрин.
И как она только могла подумать, что сможет укрыться от пронзительного взгляда его зеленых глаз за какими-то листьями и цветами? Он видел ее и понял, что она слышала его разговор с Бернардо, а, следовательно, что она в курсе о наличии второй части дома, об имени и заданиях его слуги, о тех странных названиях, которые неминуемо должны были зародить в ее голове тысячу соответствующих мыслей и предположений, о том, что она самовольно попала в конюшню и видела ее размеры и содержимое, о том, что она могла видеть и самого Бернардо и, что главное, даже поехать следом, о том, что она следила за ним, о том, что она видела его любовницу и знала, где находится ее дом, а также о том, что она вполне могла слышать какую-то часть их разговора и догадаться, что Катрин была в курсе его дел. Он все это понял…
Но вместо того, чтобы преподать ей соответствующий ее любопытству урок, он помог ей.
Ведь та короткая и доброжелательная фраза Бернардо, забравшая у нее землю из под ног, была произнесена по его приказу. Чтобы осознанием ее значения выбить ее из колеи и тем самым… перевернуть все положение с ног на голову. Потому что встреча с мамой теперь виделась единственным спасением от урагана мыслей, мгновенно захватившего ее разум.
Она побежала туда, в тень деревьев, даже не привязав Арабику, и влетела в родные объятия, боясь только того, что они рано или поздно раскроются, и ей надо будет уезжать.
Эти два часа пролетели для нее как один миг, и она сама не заметила, как подошло время расставания. Они не говорили ни о чем серьезном, скорее, обо всяких глупостях и пустяках, но эта столь осуждаемая мужчинами женская болтовня несла в себе такой глубокий эмоциональный смысл, что ее вполне можно было причислить к сакральному действу, способному исцелить тело и душу без лекарств и священников.
Сеньора Камелия, как и ее дочь, тринадцать лет почти не говорила на своем языке, поэтому они сидели и вместе вспоминали давно забытые слова и выражения. Изабелла очень много рассказывала про уроки испанского и про Рикардо с Керолайн. Пожалуй, о них даже больше, чем о самой себе. Сеньора Камелия уже узнала все, что умела готовить Кери, и все, что любил есть ее сын, подробно остановившись на расписании и объемах приемов пищи. Они обсудили все мыслимые десерты и их рецепты, все сочетания напитков и фруктов, все позы сиесты, в которые необходимо было впасть, чтобы не умереть от обжорства, все цветовые гаммы в спальне, которые благотворно влияли на переваривание пищи, расстановку мебели, уровень мягкости ковров в обоих каменных домах, форму листьев у растений в коридорах, толщину и высоту свечек в застекленных арках, узоры на блюдцах сервизов для чая, количество подушек на диванах в гостиной и еще тысячу других мелочей, одно упоминание о которых стразу же становилось предметом содержательной беседы.