Маска Зорро

Латышева Рамина

– С добрым утром, – пробасил Линарес, удовлетворенно вглядываясь в вытянувшееся лицо своей сестры.

– А стучаться тебя не учили? – огрызнулась Изабелла, наконец, взяв себя в руки.

– Ты бы и пушку за дверью не услышала, – хмыкнул Рик, с грохотом возвращая кровать на место.

Девушка мотнулась вперед, словно кукла, и злобно воззрилась на своего родственника.

– А Кери где?

– Говорю же, занята на кухне, – сложил руки на груди молодой человек. – Мало того, что не слышишь ничего с утра, так еще и ничего не сообража…

Метко брошенная подушка не дала довести ему свою мысль до конца.

– Сколько времени? – сменила тему Изабелла.

–

Одиннадцать, – подкинул ей обратно оружие мести Линарес. – На три часа дня назначено твое триумфальное возвращение в крепость. До этого времени на улице нам показываться нельзя. Когда подойдет время, выедем отсюда все вместе. С отцом и доном Алехандро. – Рик посмотрел в окно и на всякий случай отошел от него подальше. – Будем говорить, что сразу же по приезду направились в дом губернатора, так как в крепости мы должны появиться в полном составе. Если нас будут спрашивать о том, каким путем мы добирались – говорим, что ехали издалека на лошадях по главной дороге, а уже в поселении – по главной улице. То, что нас никто не увидел – не наша забота. Само собой, что прислуга рано или поздно расскажет, что мы были здесь уже с раннего утра, а, возможно, и с ночи, но по прошествии времени это будет уже неважным. Сейчас мы всем сообщаем, что прибыли в Эль Пуэбло около половины третьего дня. Это ясно?

– Он не вернулся?.. – едва слышно прошептала Изабелла.

Она уже поняла, почему Керолайн не пришла ее будить. Ее подруга не нашла бы в себе сил ответить на этот вопрос.

– Пока нет, – коротко произнес молодой человек и двинулся в сторону выхода. – Как будешь готова – спускайся к завтраку. Кери нашаманила там что-то чрезвычайно вкусное.

Дверь закрылась.

Яркое, почти уже полуденное солнце радостно освещало спальню Изабеллы. Это была ее спальня… Комната, в которой она начала свою жизнь…

Изабелла не помнила ни ее размеров, ни формы, ни вида из окна, ни цвета стен, ни мебели… Она не помнила ничего. Только что-то очень смутное. Совсем далекое. Совершенно не укладывающееся в рамки помещения, в котором она проснулась. Наверное, потому что за тринадцать лет здесь ничего не осталось.

Но даже, если бы что-то и вспыхнуло в ее сознании, даже, если бы она перевела взгляд и внезапно столкнулась с какой-то прошедшей сквозь времена частью своей жизни, она бы все равно ничего не почувствовала. Ничего… Ни восторга от совпадения своих крохотных осколков с целой картиной, ни благоговейного трепета многолетнего странника, проснувшегося одним утром под крышей отчего дома, ни тепла родных стен, ни ощущения надежности дверей и замков. Ничего…

Это был сон… Он не вернулся…

Завтрак, действительно, был великолепен. Кери получила собственный штат помощников в лице совмещенной кухонной прислуги домов дона Алехандро и дона Ластиньо, упоенно бросавшейся выполнять любое ее поручение по первому движению кончика ее брови, поэтому еды было наготовлено на обе гасиенды в таких количествах, что ее теперь хватало на обед и ужин не только хозяевам, но еще их слугам и, вполне вероятно, их семьям.

За восхитительной трапезой, тем не менее, пришлось обратиться к тяжелым насущным вопросам и обсудить стратегию их общего поведения на те пару часов, которые им предстояло провести в крепости перед возвращением в гасиенду на ужин и на очередное собрание.

Основных положений было пять.

Первое – место их укрытия в течение последних четырех недель не могло быть выдано ни под каким предлогом, включая направление, с которого они приехали. Это, впрочем, было бы очевидно даже для Фионы, английского двора и всего

поселения, однако, на всякий случай, оговорилось еще раз.

Второе – исчезновение Зорро так же должно было сохраняться в секрете, и нужно было делать вид, что ничего не произошло. Одновременно с этим всей их небольшой группе вменялось внимательнейшим образом следить за эмоциями на лице Фионы при упоминании имени молодого человека. Вполне вероятно, что она располагала какой-либо информацией, и любой ее неосторожный взгляд мог дать им определенную подсказку.

Третьим пунктом числилось опровержение всех возможных намеков о неофициальных отношениях Зорро и принцессы Изабеллы. Что бы не было сказано и какие бы доводы не были приведены, единственным ответом должно было стать заявление о сохранности жизни дочери британского монарха, ответственность за которую взял на себя Зорро. Кроме того, необходимо было подчеркнуть, что на тот момент он являлся единственным человеком, который, располагая отдаленным и безопасным местом жительства, мог в экстренном порядке предоставить его в безграничное пользование принцессы, и она собиралась пробыть там еще дольше, если бы не вызванные необоснованными фантазиями сплетни, вынудившие их покинуть свое укрытие, в то время как покушавшийся на жизнь Изабеллы преступник все еще не был схвачен.

В-четвертых, их компании следовало подчеркнуть, что принцесса теперь остается в крепости под бдительным наблюдением ее сестры, поскольку они не могут больше злоупотреблять благородством Зорро, чье имя, после всего, что он для них сделал, было так отвратительно оклеветано. Этим выпадом они решали сразу две задачи. Первая – очевидная, заключалась в том, что Изабелла попадала под непосредственную опеку своей сестры, и, в случае любого покушения, ответственность за его исход ложилась на Фиону. Вторая – скрытая. Или, скорее, запасная, рассчитанная на долгосрочное отсутствие Зорро в поселении, которое должно было расцениваться, как негласное освобождение молодого человека домом губернатора от какого бы то ни было содействия в их проблеме из этических соображений…

Изабелла не могла не заметить, что отсутствие молодого человека подразумевалось временным. Они ждали его. Не сегодня, так через несколько дней.

Но ведь Рикардо видел все то же самое, что и она – убежавшего в прерию Торнадо, единственную гнедую лошадь и отряд из двенадцати преследователей. А потом слышал призыв молодым человеком своего верного помощника и те ликующие крики, наполнившие собой воздух над их головами. Больше ее брат ничего не мог пересказать дому губернатора, а из тех сведений, которые он принес, сделать выводы, на которые они сейчас опирались, было невозможно... Они так сильно верили в его непобедимость? В его ловкость? В его ум, смелость и опыт?

Но все, чем они располагали, была их вера…

У нее же было нечто намного большее… Она знала, что он тоже мог устать. Она была этому свидетелем. Она чувствовала его неровный пульс, его тяжелое дыхание у себя на груди… Ведь она ни на минуту не отпустила его, пока он спал… Это видел и Линарес, но он не знал, чем это было вызвано. Равно как не знал достоверно и о том, что Зорро приходилось бодрствовать по несколько суток.

Никому не было известно, что он делал до того, как пришел к ним вчера вечером с внезапной вестью о возвращении домой? Быть может, он подвергался таким физическим и моральным нагрузкам, которые им и не снились?.. И после этого он оказался один против двенадцати. Никто не в состоянии был бы справиться с таким отрядом. Никто… А они воспринимали это как временные затруднения, которые рано или поздно он должен был решить…