Маскарад

Питерс Натали

Принесли кофе. Ощущающая себя светской дамой, Фоска заплатила и внезапно услышала позади себя голос:

– Моя дорогая, вы слышали, что Алессандро Лоредан увлекся дамой из семьи Гонзаго? Вчера вечером я видела их в опере. Они, конечно, были в масках, но ее не узнать невозможно. С ее ростом и этим ужасным смехом!

– О, я вполне верю! Вы знаете, она только что покончила с французским послом, – протяжно проговорил спутник дамы, который, судя по голосу, являлся либо женственным мужчиной, либо мужеподобной женщиной. – Лоредан, конечно же, сделает ее своей любовницей. Он просто не способен устоять.

Вообще, ни один мужчина не в силах устоять перед ней! Но подождите, пока Лоредан не выяснит, во что она ему обойдется!

– Это не имеет значения. Он неприлично богат. Почему я не могу увлечь такого мужчину?

– Он женат. Не так ли? Притом давно.

– О да. На дочери Долфина. И теперь крутит стариком как хочет. Наш Алессандро такой умный! Кстати, что случилось с его светловолосой певицей, немкой?

– Разве вы не слышали? Теперь она спит с прусским посланником! Тот, должно быть, великолепный любовник, ведь у него нет и гроша за душой.

Эмилия пила кофе и наблюдала за проходившими мимо кафе элегантными дамами и господами, не обращая внимания на разговор соседей. Но Фоска слышала каждое слово, хотя беседа за соседним столиком велась очень тихо.

Фоска почувствовала головокружение, тошноту и выбежала из кафе. Эмилия последовала за ней и увидела, что хозяйка прижалась к стене. Она громко всхлипывала и не могла произнести ни слова.

Три дня она не притрагивалась к еде. Розальба Лоредан посылала за врачом, приходил священник. Но Фоска ни с кем не вступала в беседу. Наконец ее пришел навестить Алессандро. Он попрекнул ее за то, что она заболела в столь критический момент своей беременности. Фоска же рассказала ему, что довелось ей услышать.

– Это правда? – спросила она, в ожидании ответа затаив дыхание.

– Правда? – Он поднял брови. – Конечно, правда. Я не собираюсь отрицать. Полагаю, настало время, чтобы вы, Фоска, узнали о таких вещах. Вы уже больше не ребенок. Поймите одно: все это не имеет никакого отношения к вам.

– Но ведь я ваша жена! – воскликнула она. – Кто должен иметь к этому отношение, если не я? Вы предали меня!

– Чепуха, – отрывисто сказал он. – Выбросьте из головы всю эту романтическую ерунду. Брак, Фоска, это выгода. Люди женятся потому, что их будущие жены обладают важными связями. И в этом нет ничего дурного. Когда вы вышли за меня замуж, это означало объединение двух древних и влиятельных семей. Это хорошо для вас, и хорошо для Венеции. Я вам обеспечил дом и защиту, дал благородное имя. Вы же не должны быть эгоистичны и предъявлять мне неразумные требования. У меня есть собственная жизнь. Я отнюдь не собираюсь ходить перед вами на задних лапках. Теперь же, когда вы ждете ребенка, важней, чем когда-либо раньше, чтобы я держался в стороне от вас, чтобы не повредить ему.

– Но я люблю вас! – всхлипнула она. – Люблю!

– Не надо считать меня жестоким или неблагодарным, – убежденно уговаривал он ее. – Я не обидел вас.

Все это, Фоска, ваше пустое воображение. Наступит день, когда вы поймете, что все ваши прежние мысли о браке далеки от реальности.

– Но вы же сами говорили это раньше! А что вы говорите теперь! Вы убиваете меня!

– Прошу вас, Фоска, не драматизируйте! – раздраженно сказал он. – Так устроен мир. Дворяне не могут тратить

на жен столько времени, сколько крестьяне.

– Да. Но зато дворяне тратят время на своих любовниц! – сердито заметила Фоска.

– Именно так! – В голосе Алессандро прозвучала угроза. – О том, как распоряжаться временем, решать мне, а не вам. Когда вы пробудете замужем подольше, то будете вправе выбирать себе компаньонов вашего возраста, молодых мужчин, которые будут делить ваши интересы, сопровождать и развлекать вас. Но пока придется довольствоваться тем, что у вас есть. Думайте о ребенке и не расстраивайте меня жалобами.

Его слова обрушились на нее ледяным душем. Алессандро казался совершенно сухим, грубым и властным. Он больше не любил ее. Потом она вдруг вспомнила, что он ведь ни разу и не говорил, что любит ее.

Фоска чувствовала себя настолько несчастной, что когда через несколько дней пришла навестить отца, то даже не смогла создать видимость хорошего настроения. Как только отец обнял ее и заметил, что она выглядит несколько бледной, она разразилась слезами.

– Он солгал мне! Он не любит меня! Никогда не любил! О, папа, я так несчастна!

Орио Долфин как мог успокоил Фоску и тут же отвернулся. Но она все же успела заметить чувство вины на его лице.

– Ты знал! – задыхаясь, произнесла она. – Ты знал, что он не любит меня. И тем не менее разрешил мне выйти за него замуж! О, папа, почему ты мне ничего не сказал?

– Я, дитя мое, поступил так ради твоего блага, – горестно сказал Орио. – Я не хотел, чтобы ты возвращалась в монастырь. Я знал, что тебе там не нравится.

– Я предпочла бы поехать туда, чем оказаться, как теперь, обманутой! Я не понимаю, почему так случилось? Как несправедливо!

– Мне жаль, Фоска. Очень жаль, что я был вынужден избрать этот путь. Я думал, что ты обрела надежное укрытие. Я никогда не хотел, дитя мое, причинить тебе боль. Я уже и без того лишил тебя многого – спустил все состояние в карты, лишил тебя будущего. Лоредан предоставил мне шанс исправить мои дурные поступки.

– Люди говорят, что он вертит тобой как хочет. Что это значит? – требовательно спросила она.

– О, ничего. Они имеют в виду, что я помогаю ему сделать карьеру.

– В обмен на то, что он женился на мне?

– Что-то вроде этого. Я не возражаю. Я стар, старомоден. Я сделал достаточно для Венеции. Возможно, настало время передать все в руки молодых.

– Он же тебе не нравился, – жестко сказала Фоска, смахнув слезы. – У тебя с ним были разногласия, не так ли? Ты бы ему ни за что не помог, не будь меня?

– Возможно, нет. Но ведь я мог… ошибиться, – с надеждой в голосе сказал Долфин.

– Ты сам в это не веришь, – возразила она.

– Мне очень жаль, Фоска, – повторил он, понурив голову. – Ты даже не можешь представить, как жаль.

– Ты позволил ему использовать тебя! – сказала она язвительно. – О, папа, как ты мог оказаться таким слабым?

Она ушла, а Орио Долфин долго не вставал из-за стола. Он терял влияние в сенате столь же быстро, как Лоредан набирал его. Те, кто некогда восхищался Орио за его принципиальность, теперь высмеивали его. Он чувствовал, что устал, потерпел крушение, исполнен печалью и чувством вины.