Маски

Егоров Борис Федорович

Куде было деваться Семицветову? И он зачислял, оформлял, находил местечки. Да иначе и не поступишь: Лобов поддерживал Ручкина, Ручкин — Коленкина, Коленкин — Пяткина. И все вместе — Семицветова. Но управление культуры должно было еще и работать. А работать оно не могло.

— Слушай, Семицветов, — звонил Лобов, — дай, пожалуйста, жене Ручкина отпуск на пару недель. Для ухода за мужем.

— Семицветов? Ручкин говорит. Освободи-ка на десяток дней Коленкину. Сам он в командировку едет, хочет и ее прихватить.

А со снохой Пяткина положение создалось еще более сложное:

Пяткину надо было освобождать сразу на несколько месяцев, ибо — о, какой это был сюрприз для начальника управления культуры! — ей полагался декретный отпуск.

Семицветов тяжело вздыхал, подписывая приказы: кто же работать будет? Но тут ему приходила успокоительная мысль: а больше ли пользы, если все его сотрудницы будут действующими единицами? Толку все равно нет.

Ручкина действительно тянулась к культуре и посему отлучалась в косметический кабинет. Коленкина ежечасно демонстрировала свою любовь к литературе и не расставалась с журналами. Журналы были разные: «Годы и моды», «Манекены и ламбрекены».

А Пяткина заинтересовалась наукой. Не вообще, а медицинской.

— Где же у нас Пяткина сегодня? Время к обеду, а ее все нет.

— К врачу побежала. Тут светило какое-то новое объявилось. Ужасно любит она с ними советоваться.

— Ну и работнички! — сокрушенно вздыхал начальник.

А потом ему надоело вздыхать. Ему захотелось призвать работников к порядку, объяснить им, что люди они ответственные и трудятся не где-нибудь, а в управлении культуры.

Ближайшим поводом к такому разговору послужило письмо из колхоза.

«Уважаемый тов. Семицветов, — писал автор, молодой агроном. — Я послал Вашему управлению письмо, в котором делился некоторыми мыслями о пропаганде живописи. И зачем я только делился! Прочитав ответ, подписанный тов. Пяткиной, я понял, что писал не туда. Объясните тов. Пяткиной, что эпохи Росинанта не было. Была эпоха Ренессанса. А Росинант — это лошадь Дон-Кихота…»

Семицветов рассвирепел. Он вызвал Пяткину и долго объяснял ей, в чем отличие лошади от эпохи. Не преминул сказать нелицеприятные слова и о трудовой дисциплине.

Эта беседа несколько омрачила настроение других сотрудниц отдела. А потом и настроение Семицветова.

Начальника управления культуры пригласил к себе сам товарищ Лобов.

— Плохо действует ваше управление, — сказал Лобов. — Не развернулись, понимаешь. Спите, как говорится.

— Да я… да мы… — пытался оправдаться Семицветов.

Но Лобов его не слушал.

— Вы с коллективом не сработались. Народ недоволен вами. Не умеете вы работать с народом…

…Семицветов вырос за один день: был заведующим клубом, стал начальником управления культуры. Снизу пошел наверх.

После беседы с товарищем Лобовым он совершил обратный путь: сверху — вниз. Хорошо, что место заведующего клубом оставалось еще не занятым.

Капля внимания

— Вася, я до замужества тебя таким не знала…

— Зиночка, согласись, ты тоже не такой была…

Этими словами обычно начиналась очередная семейная дискуссия между молодыми супругами Коржиковыми. Зина чаще всего нападала.

Василий чаще всего защищался. Спор, разумеется, шел не о возможности существования снежного человека и не о том, что такое Антарктида — материк или группа островов. Нет, на снежного человека и на Антарктиду супруги Коржиковы придерживались единых взглядов. Точки зрения их не совпадали лишь тогда, когда дело касалось чисто местных вопросов, масштаб которых не распространялся дальше пределов комнаты.

— Вася, до замужества ты был другим… — обиженно сказала жена, ставя на стол после вечернего чая пустую цветочную вазу.

— А что случилось? — насторожился супруг.

— Ничего особенного. Но раньше, когда ты приходил ко мне на свидания, ты приносил цветы. Соседской Манечке муж до сих пор часто цветы дарит, а они женаты уже, слава богу, три года… А у меня вот ваза опять пустая… Прямо не знаю, какой ты стал!

— Зиночка, согласись, ты тоже такой не была, как сейчас… — традиционно отвечал Василий. — Не на каждое свидание я являлся с букетом. Ты, однако, этого не замечала. Женщины до того, как они выйдут замуж, почему-то более снисходительны к недостаткам мужчин.

— О, а мужчины! — воскликнула Зина. — Я видела, как ты сейчас морщился, попробовав моего пирога. Просто трудно на твой вкус угодить. А раньше, когда мы начали встречаться, то целыми вечерами ходили по городу и ели пирожки с ливером. Они тебе казались такими вкусными, эти пирожки трехдневной давности, которые печет железнодорожная столовая.

— Зиночка, разговор идет не про ливер, а про цветы… Ты же была сегодня на рынке. Могла их там купить…

— Я? Сама? Нет, уж я подожду, когда муж принесет…

— Ты капризна.

— Ну и пусть. Женщина имеет право быть немножко капризной. Помнишь, в одном рассказе Генри жена захотела персик. Была ночь… Муж обегал весь город и, несмотря на то что магазины и рестораны были закрыты, принес, достал! Вот это муж!

— Да, но ты забыла, когда он дал ей персик, она сказала: «Разве я просила персик? Я бы гораздо охотнее съела апельсин». Вот и угоди вам! Зря ты, Зина, ко мне так часто придираешься. Что я — мало стараюсь… что я — не забочусь?

Действительно, старался и заботился молодой супруг много. Почувствовав ответственность, которая лежит на главе семьи, он взял дополнительную работу и пропадал с утра до вечера. Достатку, который царил в этом доме, позавидовали бы многие. И Зина не могла, конечно, упрекнуть мужа в том, что процесс обзаведения хозяйством проходит слишком медленно. А подруги вздыхали по поводу ее новых нарядов, и в этих вздохах слышалось: «Вот бы нам такого, как Зинкин».

Но Зинкин — что со стороны не очень было видно — делал немало промахов. Небольших, маленьких, вроде того, который произошел с цветами. И не придавал им значения, забывая, что презренные мелочи в семейной жизни значат очень многое. Они могут скрасить трудную жизнь и, наоборот, омрачить легкую, безоблачную.

Соседка Манечка успокаивала Зину:

— Сразу видно, у твоего Василия до тебя никого не было. Он не умеет ухаживать, быть предупредительным. И кроме тебя у него тоже никого никогда не будет…