Масоны
Шрифт:
– Но что же, ваша жена глупа, что ли?
– спросил негромко Егор Егорыч.
– Напротив, - отвечал тоже вполголоса Аггей Никитич, - но хитра и жадна на деньги до невозможности... Видеть этих проклятых денег равнодушно не может, задрожит даже; и так она мне этим опротивела, что я развестись бы с ней желал!
– Разве это возможно и благородно!
– снова прикрикнул на него Егор Егорыч.
– Вы забываете, что она, может быть, дочь какого-нибудь небольшого необразованного чиновника, а потому в семье своей и посреди знакомых звука, вероятно, не слыхала, что взятки - мерзость и дело непозволительное!
– Нет-с, это не от семьи зависит, а человеком выходит!
– воскликнул Аггей
– У нас, например, некоторые ротные командиры тоже порядочно плутовали, но я, видит бог, копейкой казенной никогда не воспользовался... А тут вдруг каким хапалом оказался!.. Просто, я вам говорю, на всю мою жизнь осрамлен!.. Как я там ни уверял всех, что это глупая выдумка почтальонов, однако все очень хорошо понимают, что те бы выдумать не смели!
– Если вы и осрамлены, так не на долгое время, - стал его утешать Егор Егорыч, - ведь поймут же потом, что вы не такие.
– А как поймут? Я, конечно, буду не такой, а другой, каким я всегда был, но за супругу мою я не поручусь... Она потихоньку от меня, пожалуй, будет побирать, где только можно... Значит, что же выходит?.. Пока я не разойдусь с ней, мне нельзя служить, а не служить - значит, нечем жить!.. Расходиться же мне, как вы говорите, не следует, и неблагородно это будет!..
– Не следует!
– повторил Егор Егорыч.
– Прежде надобно было об этом думать, когда вы женились на ней!
– Я думал, Егор Егорыч, много думал, но справедливо говорят, что женщины хитрее черта... Хоть бы насчет тех же денег... Миропа Дмитриевна притворилась такой неинтересанткой, что и боже ты мой, а тут вот что вышло на поверку. Вижу уж я теперь, что погиб безвозвратно!
– Почему же погибли?
– продолжал утешать Аггея Никитича Егор Егорыч. Вы такой добрый и душевный человек, что никогда не погибнете, и я вот теперь придумываю, какое бы вам другое место найти, если это, кроме семейных причин, и не по характеру вам.
– Совершенно не по характеру, - отозвался Аггей Никитич.
– А место исправника, которое, полагаю, вам будет больше по душе, вы веяли бы?
– Конечно бы, взял, но супруга моя и тут, чего доброго, что-нибудь натворит!
– Нет, уж она тут у меня ничего не натворит: я вмешаюсь в вашу семейную жизнь!.. Миропа Дмитриевна, сколько я мог это заметить, побаивается меня немножко.
– И очень побаивается!
– подхватил Аггей Никитич.
– Вы мне истинное благодеяние окажете, если повлияете на нее, потому что, прямо вам говорю, мне, по моему характеру, не совладать с ней.
– Вижу, - произнес с многодумчивым выражением в лице Егор Егорыч, - и потому вот я какой имел бы план... Не знаю, понравится ли он вам... Вы останетесь погостить у меня и напишете вашей жене, чтобы она также приехала в Кузьмищево, так как я желаю поближе с ней познакомиться... Приедет она?
– Непременно приедет!.. Я сам что-то вроде этого думал, но не смел обременять вас!
– произнес радостно Аггей Никитич.
– Но только наперед знайте, что я буду к жене вашей безжалостен и с беспощадностью объясню ей все безобразие ее поступков!
– дополнил Егор Егорыч.
– Чем беспощаднее, тем лучше, - воскликнул на это почти ожесточенным голосом Аггей Никитич, - потому что если наказать Миропу Дмитриевну, чего она достойна по вине своей, так ее следует, как бывало это в старину, взять за косу да и об пол!
– Ну, и без косы обойдемся и объясним ей!
– остановил его Егор Егорыч.
XIII
Решившись отдать свою супругу под начал и исправление, Аггей Никитич в ту же ночь отправил с привезшим его ямщиком письмо к ней довольно лукавого свойства в том смысле, что оно было, с одной стороны, не слишком нежное,
– Ты меня оставь на несколько времени с глазу на глаз с Миропой Дмитриевной и с мужем ее!
– А что они?
– спросила та.
– Ссорятся, помирить надо!
Gnadige Frau и Сверстова он также попросил не входить в гостиную, когда он будет там разговаривать с приезжей гостьей.
– Не входить?
– спросила его при этом шутливо gnadige Frau.
– У вас, значит, шуры-муры с ней и вы хотите поэтому мне изменить?
– Хочу, хочу, пора!.. Давно уж любимся.
– Давно, но только очень холодно, - я нахожу, очень холодно!
– шутила, уходя, gnadige Frau.
– Ах ты, старая грешница!
– говорил шедший вслед за ней муж.
– Вы-то пуще праведник!
– отозвалась gnadige Frau.
Здесь я не могу не заметить, что сия почтенная дама с течением годов все более и более начала обнаруживать смелости и разговорчивости с мужчинами и даже позволяла себе иногда весьма и весьма вольные шутки, что происходило, конечно, потому, что кто же по летам и наружности gnadige Frau мог ее заподозрить в чем-нибудь?!
Когда таким образом оставленная дамами Миропа Дмитриевна очутилась в гостиной с глазу на глаз с Егором Егорычем и своим мужем, то это ей показалось новым оскорблением и большой невежливостью со стороны Сусанны Николаевны. Кроме того, она смутно предчувствовала, что ей угрожает нечто худшее.
Предчувствие Миропы Дмитриевны вскоре исполнилось. Егор Егорыч, не любивший ничего откладывать в дальний ящик, заговорил, относясь к ней довольно суровым тоном:
– Супруг ваш очень недоволен ревизией, которую он произвел по своему ведомству!
– Недоволен? Но он мне ничего не писал о том!
– проговорила Миропа Дмитриевна, удивленная, что Егор Егорыч с ней начал такой разговор.
– И чем же ты тут недоволен?
– обратилась она тоже строго к Аггею Никитичу.
– А вот тебе Егор Егорыч скажет, чем я тут недоволен!
– произнес многознаменательно Аггей Никитич. Он сваливал в этом случае ответ на Егора Егорыча не по трусости, а потому, что приливший к сердцу его гнев мешал ему говорить.