Масоны
Шрифт:
Такого рода предположение его, кажется, подтвердилось вполне. По деревенским обычаям, обоим супругам была отведена общая спальня, в которую войдя после ужина, они хоть и затворились, но комнатная прислуга кузьмищевская, долго еще продолжавшая ходить мимо этой комнаты, очень хорошо слышала, что супруги бранились, или, точнее сказать, Миропа Дмитриевна принялась ругать мужа на все корки и при этом, к удивлению молодых горничных, произнесла такие слова, что хоть бы в пору и мужику, а Аггей Никитич на ее брань мычал только или произносил глухим голосом:
– Да полно, перестань, ведь ты в чужом доме!
Но Миропа Дмитриевна не переставала,
В результате столь приятно проведенной ночи Аггей Никитич совсем какой-то бронзовый вошел к Егору Егорычу поутру, едва лишь тот поднялся, и объявил ему, что он должен уехать.
– Что же, плохо?
– спросил Егор Егорыч.
– Ничего особенного, только настаивает, чтобы я остался губернским почтмейстером, но только это attendez, [174] madame, и я вас об одном, благодетель мой, умоляю: приехать на баллотировку и спасти меня, несчастного!
174
подождите (франц.).
– Буду, буду!
– затараторил Егор Егорыч, но сейчас же и смолк, потому что в это время к нему вошли Сусанна Николаевна и Миропа Дмитриевна.
Последняя тоже имела довольно желтоватый цвет лица.
– Я пришла к вам проститься!
– сказала она Егору Егорычу.
– И попросить у вас прощения во всем и во всем!
– Во всем и во всем вас прощаю!
– ответил ей тот и поцеловал у нее руку.
Супруги скоро уехали; в дороге между ними ссора продолжалась до такой степени сильно и такими голосами, что везшие их ямщики и стоявший на запятках почтальон по временам ожидали, что господа начнут драться, и все больше барыня, которая так и наскакивала на барина.
XIV
Дворянские выборы в нынешний год имели более торжественный характер, чем это бывало прежде. Произошло это оттого, что был окончательно устроен и отделан новый дом дворянского собрания. Губернский предводитель, заведовавший постройкой совместно с архитектором, употреблял все усилия сделать залу собрания похожею на залу Всероссийского московского дворянского собрания. Конечно, это осталось только попыткой и ограничивалось тем, что наверху залы были устроены весьма удобные хоры, поддерживаемые довольно красивыми колоннами; все стены были сделаны под мрамор; но для губернии, казалось бы, достаточно этого, однако нашлись злые языки, которые стали многое во вновь отстроенном доме осуждать, осмеивать, и первые в этом случае восстали дамы, особенно те, у которых были взрослые дочери, они в ужас пришли от ажурной лестницы, которая вела в залу.
– Но как же мы, женщины, будем ходить по этой лестнице?
– восклицали они.
– Там, вероятно, под ней будут стоять лакеи!
Когда об этом дошло до губернского предводителя, то он поспешил объехать всех этих дам и объявил, что лакеям не позволят находиться под лестницей и, кроме того, по всей лестнице будет постлан ковер. Дамы успокоились, но тогда некоторые из мужчин, по преимуществу поклонники Бахуса, стали вопиять насчет буфета:
– Черт знает что такое, - говорили они, - буфет меньше курятника!.. Где ж нам сидеть?.. Не в танцевальной же зале торчать за спинами наших супруг?.. Будет уж, налюбовались этим и дома!
По поводу дамской уборной было даже сочинено кем-то четверостишие. Дело в том,
– Главным образом, господа, я желаю, чтобы вы обратили ваше внимание на хозяйственность произведенной мною постройки и доверчиво взглянули на представленный мною по сему предмету отчет!
– При этом он вынул из кармана заранее им написанный на почтовой бумаге отчет и хотел его вручить кому-нибудь из дворян; но в этот момент громко раздался крик стоявших около него лиц:
– Мы не желаем вашего отчета!.. Мы не желаем вас считать!.. Мы верим вам!..
Вслед за тем повторились подобные возгласы и в других, более отдаленных группах и закончились почти басистым ревом: "Мы не желаем вас считать!" Бас этот вряд ли не принадлежал секретарю депутатского собрания. Часам к двенадцати, как водится, приехал губернатор и, войдя на небольшое возвышение, устроенное в одном конце зала, произнес краткую речь:
– Господа дворяне! Вам, конечно, понятна вся великость дарованного вам права выбирать из среды себя лиц на службу государю и отечеству, и я сохраняю твердую уверенность, что при выборах вы будете руководиться одним желанием выбирать достойнейших. Объявляю собрание открытым!
Затем, ловко сойдя с возвышения и кланяясь налево и направо, губернатор уехал; губернский же предводитель, войдя на то же возвышение, предложил дворянам начать баллотировку по уездам. Толпа стала разделяться и сосредоточиваться около своих столиков.
В продолжение всего предыдущего времени Егора Егорыча как-то было не видать в зале, но едва только началась баллотировка, как он появился и прямо прошел к столу, около которого стоял также и Тулузов в мундире дворянина, с Владимиром на груди, получивший выборный шар от жены своей.
– Я между прочим, дворянин и вашего уезда!
– сказал Марфин стоявшему около стола уездному предводителю.
– Кто ж не знает этого?
– отвечал тот с некоторой улыбкой.
– Ваш исправник не желает более служить!
– продолжал Егор Егорыч.
– К сожалению!
– подтвердил предводитель.
– А потому на место его я предлагаю выбрать честнейшего человека здешнего губернского почтмейстера, господина Зверева!
Такое заявление Егора Егорыча заметно удивило всех.
– Господин Зверев, занимая столь видную должность, желает, однако, служить по выборам, и мы должны оценить это!
– заключил Егор Егорыч.
– Мы это, конечно, оценим!
– произнес первый предводитель.
– Оценим-с!
– повторили и другие дворяне его уезда.