Масоны
Шрифт:
И адмиральша умолкла, поняв, что она достаточно объяснила дочери все, что следует.
Ченцов между тем, сходя с лестницы, точно нарочно попал на глаза Миропы Дмитриевны, всходившей в это время на лестницу. Она исполнилась восторгом, увидав выходящего из квартиры Рыжовых мужчину.
– Вы были у адмиральши?
– спросила она, почти загораживая дорогу Ченцову.
– Да, - ответил ей тот грубо.
– Я честь имею рекомендоваться: подполковница Зудченко и хозяйка здешнего дома!
– объявила Миропа Дмитриевна.
Ченцов не понимал, к чему она это говорит.
– Вы, конечно, часто будете бывать у адмиральши?
– допытывалась Миропа Дмитриевна.
– Нет-с, я скоро уезжаю из Москвы, -
Весь остальной день Миропа Дмитриевна испытывала нестерпимое желание рассказать о случившемся капитану Звереву, который почему-то давно не был у нее. Произошло его отсутствие оттого, что капитан, возбужденный рассказами Миропы Дмитриевны о красоте ее постоялки, дал себе слово непременно увидать m-lle Рыжову и во что бы то ни стало познакомиться с нею и с матерью ее, ради чего он, подобно Миропе Дмитриевне, стал предпринимать каждодневно экскурсии по переулку, в котором находился домик Зудченки, не заходя, впрочем, к сей последней, из опасения, что она начнет подтрунивать над его увлечением, и в первое же воскресенье Аггей Никитич, совершенно неожиданно для него, увидал, что со двора Миропы Дмитриевны вышли: пожилая, весьма почтенной наружности, дама и молодая девушка, действительно красоты неописанной. Что это были Рыжовы, капитан не сомневался и в почтительном, конечно, отдалений последовал за ними. Рыжовы вошли в церковь ближайшего прихода. Капитан тоже вошел туда и все время службы не спускал глаз с молившейся усердно и даже со слезами Людмилы. Красота ее все более и более поражала капитана, так что он воспринял твердое намерение каждый праздник ходить в сказанную церковь, но дьявольски способствовавшее в этом случае ему счастье устроило нечто еще лучшее: в ближайшую среду, когда капитан на плацу перед Красными казармами производил ученье своей роте и, крикнув звучным голосом: "налево кругом!", сам повернулся в этом же направлении, то ему прямо бросились в глаза стоявшие у окружающей плац веревки мать и дочь Рыжовы. Капитан мгновенно скомандовал роте: "стой, вольно!" Ружья у солдат опустились, офицеры всунули свои сабли в ножны, послышались чиханье, сморканье и мелкие разговорцы. Капитан между тем быстро подошел к Рыжовым.
– Вы, может быть, приезжие, и вам угодно видеть наше учение?.. Пожалуйте сюда за веревку!
– проговорил он самым вежливым голосом, поднимая своей могучей рукой перед головами дам веревку, чтобы удобнее было им пройти; но обе дамы очень сконфузились, и Юлия Матвеевна едва ответила ему:
– Merci, мы и здесь постоим.
– Но вас тут может обеспокоить простой народ!
– подхватил капитан, хотя из простого народа в глазеющей и весьма малочисленной публике не было никого.
– И вы, как я догадываюсь, изволите жить в доме моей хорошей приятельницы, madame Зудченки?
– продолжал Аггей Никитич, ввернув французское словцо.
– Да, - произнесла протяжно адмиральша и взглянула на дочь.
В ответ на ее взгляд, Людмила сказала:
– Пойдемте, мамаша, я устала.
– Пойдем!
– согласилась адмиральша, и они пошли по направлению к своей квартире.
– Питаю надежду, что вы позволите мне явиться к вам!
– крикнул им вслед капитан.
Адмиральша на это что-то такое неясно ему ответила, но, как бы то ни было, Аггей Никитич остался бесконечно доволен таким событием и в тот же вечер отправился к Миропе Дмитриевне с целью быть поближе к Людмиле и хоть бы подышать с нею одним воздухом.
Миропа Дмитриевна встретила его с радостным восторгом.
– Я все разузнала, все!..
– объявила она, как только он
– Что?
– спросил капитан с некоторым неудовольствием.
– Он был у нее!
– Кто?
– повторил тем же тоном капитан.
– Фамилии его я не знаю; но это, я вам скажу, такой мужчина, что я молодцеватее и красивее его не встречала.
Капитан передернул немного плечами. Ему несколько странно было слышать, что Миропа Дмитриевна, по ее словам, никого молодцеватее какого-то там господина не встречала, тогда как она видала и даже теперь видела перед собою Аггея Никитича.
– Сколько же раз этот барин был у Рыжовых?
– полюбопытствовал он.
– Всего один раз, и когда я его спросила, что он, вероятно, часто будет бывать у своих знакомых, так он сказал: "Нет, я скоро уезжаю из Москвы!", и как я полагаю, что тут точно что роман, но роман, должно быть, несчастный.
"О, если это несчастный роман, - подумал с просиявшим лицом капитан, то он готов покрыть все, что бы там ни было, своим браком с этой прелестной девушкой".
II
Подъезжая к Москве, Егор Егорыч стал рассуждать, как ему поступить: завезти ли только Сусанну к матери, или вместе с ней и самому зайти? То и другое как-то стало казаться ему неловким, так что он посоветовался с Сусанной.
– Ах, непременно зайдите со мною!
– сказала та, чувствуя если не страх, то нечто вроде этого при мысли, что она без позволения от адмиральши поехала к ней в Москву; но Егор Егорыч, конечно, лучше ее растолкует Юлии Матвеевне, почему это и как случилось.
Когда они подъехали к дому Зудченки, первая их увидала сидевшая у окна Людмила и почти закричала на всю комнату:
– Мамаша, мамаша, Егор Егорыч и Сусанна к нам приехали!.. Спасите меня!.. И не показывайте Егору Егорычу!.. Мне стыдно и страшно его видеть!..
– и затем, убежав в свою комнату, она захлопнула за собою дверь и, по обыкновению, бросилась в постель и уткнула свое личико в подушку.
Юлия Матвеевна тоже совершенно растерялась; накопленное ею присутствие духа начало оставлять ее, тем более, что приезд Егора Егорыча и дочери случился так неожиданно для нее; но бог, как она потом рассказывала, все устроил. Прежде Марфина к ней вошла, и вошла довольно робко, Сусанна.
– Ты это как к нам приехала?
– проговорила Юлия Матвеевна, с одной стороны невольно обрадованная приездом дочери.
– Меня привез Егор Егорыч!..
– поспешила та ответить, целуя и обнимая мать.
Марфин, с умыслом, кажется, позамедливший несколько в маленькой прихожей, наконец, предстал перед Юлией Матвеевной.
– Я счел нужным, - забормотал он, - привезти к вам Сусанну Николаевну, потому что она очень и очень об вас скучала.
– Это я предчувствовала!
– ответила адмиральша, отводя своих гостей подальше от комнаты Людмилы и усаживая их.
– Что Людмила?
– спросила Сусанна.
Егор Егорыч понурил при этом голову.
– Она была очень больна... теперь ей несколько лучше; но к ней никак нельзя входить... такая нечаянная встреча может ее чрезвычайно расстроить...
– толковала Юлия Матвеевна, чувствовавшая, что твердость духа опять возвращается к ней.
– Мы к ней и не пойдем!
– подхватила Сусанна, очень довольная пока и тем, что видит мать.
Егор Егорыч продолжал держать голову потупленною. Он решительно не мог сообразить вдруг, что ему делать. Расспрашивать?.. Но о чем?.. Юлия Матвеевна все уж сказала!.. Уехать и уехать, не видав Людмилы?.. Но тогда зачем же он в Москву приезжал? К счастью, адмиральша принялась хлопотать об чае, а потому то уходила в свою кухоньку, то возвращалась оттуда и таким образом дала возможность Егору Егорычу собраться с мыслями; когда же она наконец уселась, он ей прежде всего объяснил: