Мастер-класс
Шрифт:
Начался предпраздничный марафон. Мамы занимались подготовкой к елке, а мы с детьми учили новогодний репертуар на музыкальных занятиях. И вот тут началось. Как только начинаем петь «Ах, какой хороший, добрый
Дед Мороз», сын той мамы начинает диверсионную деятельность вслух и громко:
– А никаких дед-морозов на свете не бывает!
Среди детей тут же переполох:
– Как это? Ты что?!
– Да, не бывает! Это взрослые выдумали!
У девчонок сразу слезы на глазах:
– А кто же тогда подарки приносит?
Илюша не готов к ответу, поэтому затихает, а я беру инициативу в свои руки и переключаю внимание, но на следующее занятие он приходит подготовленный и начинает с порога:
– А подарки детям дарит никакой не Дед Мороз, а родители!
– Да, – парирует малышня, – и родители дарят, и Дед Мороз дарит – все дарят!
Илюша опять не знает чем крыть, ему нужна консультация, а я после занятия подхожу к маме и прошу ее поговорить с сыном, та сразу охать:
– Как ты себе это представляешь?! Я должна просить его врать?!
– Не врать, а не портить другим праздник, для нас это важно. Мы же не портим вам Хануку. Если для вас это проблема, то, пока мы готовимся к елке, – не
В тот день мы мирно повторили про зиму и снежинки, но, как только я объявила, что песню «Ах, какой хороший» мы споем Деду Морозу, если он к нам придет, Илюша завел свое:
– А никакого Деда Мороза не существует!
Малышня тут же в крики, начинается обычная буза.
Шестилетний Яша, неожиданно:
– Я тоже думаю, что его не существует. Это взрослые переодеваются!
Встаю:
– Значит, так! Все очень просто: кто верит в Деда Мороза, к тому он и придет. И подарит подарки! А кто нет – тому нет.
Яша, скороговоркой:
– Но я вообще-то не уверен.
– Значит, у тебя есть шанс!
Илюша садится, насупившись, а мы продолжаем песню. Как вдруг! Четырехлетняя Машенька взвизгивает и, заныривая под стул, начинает голосить:
– Дед Мороз! Дед Мороз!
– Где?
– Там! – показывает на застекленную дверь.
Никого нет. Я тут же вворачиваю:
– Вот видите! Мы только запели про Деда Мороза, а он уже показался! Представляете, что будет, если мы здорово споем?!
И, воодушевившись, начинаем сначала. Через минуту еще пара детей верещит:
– Дед Мороз! Дед Мороз!!!
Но пусто в коридоре.
Тогда проводим эксперимент в третий раз: развернувшись и глядя на дверь, медленно и громко затягиваем:
– Ах, какой хороооший, добрый Дед Мороооз, елку нам на праздник из лесу принееес…И тут в класс заглядывает
самый настоящий!
живой!
большой!
Санта-Клаус!
Машет нам и убегает.
Как оказалось, он пришел на вечеринку этажом ниже, но, увидев детскую тусовку, решил и нас позабавить.
Это был конец света! Поднялся гвалт, дети повскакивали, родители зашумели. Я дождалась тишины и, глядя в упор на Илюшиного родителя, елейным, но чеканным голосом медленно проговорила:
– Папа Лева… Вы случайно не видели, кто там был?
– Видел.
– И что же вы видели, не скажете ли нам?
– Скажу. Я видел Деда Мороза.
– Какого такого Деда Мороза, папа Лева?
– Не скрою, – иронично подхватывает папа, – настоящего живого Деда Мороза.
– Спасибо, – и обводя взглядом аудиторию: – У кого еще есть вопросы по Деду Морозу?
Вопросов нет, народ безмолвствует.
И это не конец истории. Ружье, висящее на стене в первом действии, еще не выстрелило.В праздничный день зал был украшен – гирлянды, огоньки, мишура.
Один папа, отвечающий за оформление зала, собственноручно вырезал тонну цветных снежинок. Не подумайте, что их нельзя купить или ему ночами нечего делать после полного рабочего дня. Просто хотелось, чтобы было, как у нас в детстве, мы делали праздник своими руками.
Одна бабушка сшила роскошный дед-морозовский костюм, бороду заказали длинную, ниже пояса.
Мамы украсили елку и, соединив бессчетное количество удлинителей, дотянули их до розетки в другом конце зала для традиционного фокуса «Елочка – гори!». Устроили место для представления – полукругом, елка посередине, сбоку рояль и по залу стулья для зрителей.Представление было построено по принципу соревнования двух команд – детей и родителей. Дети песню, и родители песню, дети танец – а и мы не лыком шиты. Взрослые выступали экспромтом, а детские номера, конечно, были подготовлены.
Гвоздем программы значился «Умирающий лебедь».
Танец шел под живую музыку – супруги-музыканты исполняли «Лебедя» Сен-Санса. Танцевали девочки-кнопочки четырех-пяти лет. Хореография была упрощена сообразно возрасту, но умирали мы точно как Плисецкая – крылышком наверх, и как Плисецкая – ни разу не встали на пяточку. Танцевали старательно-старательно, семенили на цыпочках, трогательно выводя каждое па, и вот уже финал… вот-вот последняя нота растает в вышине… и лебеденыши трепещут слабеющим крылом и косят в мою сторону, чтобы не прозевать главную команду: когда можно будет падать. Но чу! Еще не время, еще рано… еще плачет скрипка в руках виртуоза, и надежда рвется ввысь, но вот уже, вот… сейчас, и – и у одной сдают нервы, и тишину рассекает звонко-досадное:
– Мам! Ну когда уже умирррать?!
– Можно!
И девицы, как подрубленные, радостными кулями бухаются на пол.И наступил час Деда Мороза…
Входить он должен был под Штрауса, «Так говорил Заратустра», но, увы, накануне магнитофон зажевал кассету, и Вадик являлся миру под рояль.
Первые мгновения – это как прыжок с высоты вниз – взрыв тишины посреди шума, и публика каменеет от неожиданности, взрослые становятся детьми, потому что для них явление Деда Мороза такое же острое чудо, как для маленьких – откуда? Но потом первый всплеск, первый звук, и всё оживает, крики-вопли, у взрослых улыбки до ушей, дети несутся в противоположные стороны: кто посмелее – к Деду Морозу, кто помладше – к родителям на ручки (самые маленькие там и остаются, и во всех песнях, плясках и даже играх они непременно участвуют, но сидя на родителях, как всадники на хорошо выезженных лошадях).
Вадик блистательно метнул приветственную речь – родители разинули рты. Они туго зависли в мучительном вопросе – КТО?! Вадик тем временем радушно беседовал с народом, его забавляло, что его не узнавали.
Я несла вахту у рояля, рядом с концертмейстером. Вообще, концертмейстер в своем деле был царь и бог, он мог совершенно всё, подхватывал с полуслова, с полумысли, исполнял с юмором, реагировал мгновенно на любые команды. Единственная трудность была – эту команду ему дать, потому что он неутомимо делал попытки рвануть в противоположный конец зала за виски. В наших с ним убегалках-догонялках он лидировал с большим перевесом, что, впрочем,
И вот, концертмейстер сидит спиной к Вадику и совершенно не следит за ходом действия, его единственная оставшаяся в живых антенна направлена на меня. И когда Дед Мороз прогромыхал свое: «А почему у вас, ребята, огоньки на елочке не горят?» – я обернулась на елку, всплеснула руками и подхватила с выпученными глазами: «Ой, и правда! Что же это случилось?!» – в ту же секунду концертмейстер, бросив на лету: «Ладочка, только не переживайте, я сейчас! Это, наверное, контакт!» – заныривает под рояль и мчит по направлению к удлинителю. Я в том же порыве ныряю следом и, с трудом вытаскивая концертмейстера за плечи, усаживаю на место с шипением:
– Сядьте вы, дите малое! Это же фокус «Елочка – гори»! Вадик сейчас все сделает!
– Ой-вей! – И засмеялся, уронив голову в ладони.
Нехитрый трюк с зажиганием елочки вызвал бурю детского восторга и перетек в кульминационный хоровод – танцуют все! Народ раздухарился, а концертмейстер, внезапно выкрикнув на украинском: «А зараз танок вщ Дща
Мороза!» – выдал забойный джаз, и Вадик стал лихо отплясывать, приведя публику в полнейший восторг.
Потом уже мы смело таланты наши Деду Морозу показали, и исполнили что приготовили, и в игры разные он с нами поиграл, и загадки всякие нам загадал. Дед Мороз был чудо как хорош – лучший в мире Дед Мороз!
Самое сильное впечатление, оставшееся у меня от того вечера, – это стайка детей, когда они, попривыкнув, плотно окружили Деда. Я единственная из родителей, кто видел их глаза близко, как скрытой камерой (подстраховывая Вадика, я постоянно держалась за его спиной). Они смотрели только на него, не замечая ничего вокруг. Не смогу описать, что было в этих распахнутых глазах – восторг, счастье, доверчивая открытость и готовность поделиться самым сокровенным. Я на месте Вадика не смогла бы выговорить ни слова. Он тоже обалдел, но, молодец, вел беседу спокойно, выслушивая всех, кивая и улыбаясь, сказывался опыт многодетного папы. (Потом, через несколько лет, другой папа, побывав в этой шкуре, скажет: «Это ужас! Они смотрят на тебя, как на оракула, и ждут!»)
Я очень пожалела, что не догадалась поставить фотографа за спину Деда Мороза, тогда бы он снял то главное, из-за чего мы затевали весь этот трудоемкий маскарад: глаза детей, это свершившееся для них чудо, когда сказка приходит прямо к тебе.И, наконец, как всякий Дед Мороз, Вадик стал таять (когда детям говоришь: «Ой! Ему пора уходить, он тает!»). Ему и на самом деле дико жарко под бородой, шапкой, шубой, в варежках; не забывайте, что одеваются Деды Морозы обычно не то чтобы заранее, а от волнения слишком заранее и к моменту выхода уже страдают от жары (тут важно не подпускать близко жену, а то она, волнуясь, может подбегать к Деду с платочком, чтобы промокнуть лицо, и такое бывало).
Прощаясь, Дед Мороз поднял вверх мешок с подарками:
– Вот, ребята, вам подарки! Но завтра, в новогоднюю ночь, я вернусь и каждому под елочку положу еще один подарок!
– Ура-а! – Дети запрыгали, захлопали и засмеялись. – Уррра!!!
Концертмейстер заиграл отходную песню, и вдруг, среди всеобщего шума и ликования, осторожно раздвигая скачущих, к Деду Морозу продрался Илюша и шепотом спросил:
– Дедушка Мороз… а мне принесешь?
– Конечно!!! И тебе! Всем-всем!!! – размахивая руками, щедро меценатствовал Вадик. Он понятия не имел о наших заморочках.
Илюша осторожно взял его за рукав:
– Всем? И даже мне? Даже – мне?! (На его глазах стали набухать слезы.)
Вадик, наконец, сфокусировал свой взгляд на мальчике и оторопел. Обернулся ко мне с немым вопросом, потом опять посмотрел на ребенка. Контакт в его голове не замыкался.
– Конечно, принесу. Я всем принесу!
– Но мне же ты никогда не приносил?!
Вадик крякнул и обвел глазами притихших родителей…
– Как тебя зовут, мальчик?
– Илюша.
Вадик ласково погладил его по голове и сказал:
– Илюша… Я обязательно принесу тебе самый большой подарок.
– Сам?!
– Да. Я положу его тебе под елочку.
– Но у меня нет елочки.
– Обязательно будет! До Нового года еще целый день, просто мама с папой пока не успели, но у тебя – будет елочка!
– Ты обещаешь? – прошептал Илюша.
– Обещаю! – торжественно прогремел на весь зал Вадик, а я по закону жанра в этом месте должна была бы грохнуться в обморок, но выстояла.Теперь к моим задачам прибавилась еще одна: обеспечить охрану Деду Морозу. Я опасалась, что разгневанная родительница наваляет ему по первое число. Ладно мне, я привыкшая, а он-то вообще человек сторонний, согласился по доброте душевной, а тут… Я вообще так больше никого на эту роль не уговорю, если их на выходе будут отстреливать.
Но расправы не случилось, похоже, все были довольны.
В конце вечера ко мне подошли абсолютно добродушные и веселые Илюшины родители:
– Ну что, Лада Семеновна, придется нам завтра с утра идти за елкой!
Я подскочила:
– Правда?! И подарок положите?!
– А как же? Вадик же обещал!Богатая Корейская Девочка
Была у меня ученица, я учила ее и ее брата музыке, играли с ней на скрипке и фортепиано и барочные дуэты на блокфлейтах, когда под настроение. Родители вбухивали в нее все, что могли: частная школа, каждый вечер педагоги по математике, языкам, прочим штукам, спорт. Девочка – прелесть: любознательная, обстоятельная, воспитанная.
Почему я зову ее Богатая Корейская Девочка? Как-то спросила у нее:
– Ты уже написала письмо Санта-Клаусу?
– Да.
– А что попросила?
Не понимаю, похоже на сухофрут, но, кто знает, может, сленг? Начинаю уточнять. И правда, оказывается, сушеное манго, хорошая коробочка стоит меньше буханки дрожжевого хлеба. Недоумеваю:
– А чего так?!
Она, с неподдельной грустью вздохнув:
– А мне ничего не надо… – Опять вздох. – Это чтобы мама не мучилась и не выдумывала всякого. – Оживившись: – А вообще-то я ничего, люблю сушеное манго.
Так получила она под елку ящик сушеного манго, не знаю, сколько лет ела, но я потом долго рассказывала приятелям: «А знаете, что просят у Дедов Морозов богатые корейские девочки?»