Мастер-класс
Шрифт:
Но на следующей неделе с Наядой произошли странные изменения: —заканчивала аккуратно, если и поперек, то посередине – сойдет; – произносила слова: «И держим баланс до конца фразы». Тут уж мы без нее определяли, где у нас «конец»; – свое самобытное «всё!» заменила на обычное «спасибо» и «спасибо большое»; – с завидной регулярностью после «спасибо» добавляла в мою сторону «замечательно» или «восхитительно», никакой связи этих слов с моей игрой не просматривалось; – в паузу перед пуантами подошла и ласково поговорила со мной за жизнь; периодически сама задавала темп; – один-единственный раз, когда ее конец пришелся на мою вторую долю, а это было очень заметно, она дернулась и очень расстроилась (в прошлый раз расстраивалась только я); —в конце забабахала концертмейстеру
Минут через десять после начала класса я, морально приготовившись весь урок цедить ум-ца-ца, усовестилась и начала играть прилично. Причину столь неожиданного преображения Наяды заподозрила в следующем: у нас наверху есть балкон-комната, где сидят родители, когда хотят посмотреть класс. Или преподаватели. Оттуда виден зал, а из зала ничего не видно. Там во время урока сидели мои дети. Вероятно, в прошлый раз кто-то из преподавателей туда заходил и имел удовольствие все это видеть? Во всяком случае, я ни единого слова никому про Наяду не говорила. После урока спрашиваю детей:
– К вам кто-нибудь приходил во время занятия?
– Да. И директор несколько раз приходила, но мы себя хорошо вели, не шумели.
– Молодцы.
Приятно, что не одна я заметила безобразия танцовщицы. Наяда поправила не только свое качество работы, начала считать и вообще все делала аккуратнее, но и с пианистом стала ласковой. Уж не знаю, что наша директриса ей наговорила, но на ум радостно пришел кот Матроскин со своим: «И птичку нашу я попрошу не обижать!»Семнадцать мгновений зимы
Я когда-нибудь убью какого-нибудь преподавателя балета.
В быстрой, но извращенной форме. Не знаю, кто будет тот крайний, возможно, это будет случайная жертва, но, уважаемые преподаватели, если вы увидите, как по улице ведут всклокоченную девицу, закованную в наручники, на всякий случай – отойдите подальше, ибо я, не исключено, учуяв преподавателя балета, могу внезапно кинуться и мощным рывком завалить еще одного. Берегите себя…
…Дав согласие отыграть концерт восьмого декабря, я выставила только одно требование: предоставить мне список музыки или нотный материал ко Дню благодарения (двадцать второе ноября) – это каникулярная неделя, а там меньше двух недель остается, и неизвестно, чего они там насочиняют, – мне учить надо, а то и ноты искать. Добавим к этому, что многим классам, выставленным на сцену, уроки играю не я, поэтому не буду знать, что там происходит. Итак, грозно выдвинув условие и получив решительное согласие, я тут же о нем намертво забыла. Однако…
16 ноября
Приходит электронное письмо, в котором директриса напоминает преподавателям, что ко Дню благодарения список должен быть докомплектован. Тем, кто музыку сам выбрать не может (на уже поставленный номер!), концертмейстер поможет сориентироваться.
Вот предварительный список:
1. Класс А: Вальс из «Спящей красавицы»
2. Класс А: Полонез из «Спящей красавицы»
3. Класс В:
4. Класс В: Фея золота из «Спящей красавицы»
5. Класс С: 12/8, мягко
6. Класс С: фрагмент
7. Класс С:
8. Класс D: Диск
9. Вариация Флорины
10. Мужская Вариация
11. Будет добавлено позже
Вот такое вот руководство к действию. Я тут же делаю вертикальный взлет до потолка:
– Полонез?! Из «Спящей»?! Да мне год на него надо, чтобы выучить, никак не меньше, судите сами:
– первые полгода свыкаться с мыслью, что учить его все-таки придется, и в то же время чутко ловить переменчивые настроения преподавателя – а может, обойдется? Вкрадчиво объяснять педагогу, что на сцене под оркестр куда лучше, чем под пианинку. В руках держать диск, готовый к употреблению;
– со второго полугодия начать чувствовать себя глубоко несчастной и тяготиться тем, что пора бы учить, но ничего, время
– через два месяца сесть, попробовать и, совсем расстроившись, утвердиться в решении, что это все надо перекладывать, больно уж фактура мудреная. И вообще Чайковского играть… там фортепианную-то музыку играть несладко, а уж оркестровую…
– по прошествии еще некоторого адаптационного периода, перед тем как сесть за переложение, еще раз сходить к директрисе с диском и горячей убедительной речью. Рассеянно уточнить оплату.
Ну уж, если и это не поможет, тогда уже не знаю, тогда надо сесть и учить. Но за две недели?! Это решительно невозможно!19 ноября
За выходные раздобыв полонез в частности и всю «Спящую» в целом (хошь – на mp3, хошь – на CD), иду к директрисе. То, что играть его не буду, – это необсуждаемо, проще уволиться, балетных студий в округе навалом. Но начинаю издалека:
– Вы какую часть полонеза имели в виду? Весь? Он огромный.
– Ой, нет, полонез совсем не надо, мы не успеваем. Это я так, на всякий случай вписала, ну вдруг?
От таких «вдруг» инфаркты вообще-то случаются.
Тогда перехожу к менее драматической части – что такое «Диск» и «12/8, мягко»? Не знает, но обещает узнать.
Нет, про 12/8 я не то чтобы переживать даже не стала, я вообще ни на секунду в ту сторону не задумалась, уж это мы проходили. Это может быть:
– 2/4;
– 3/4;
– 6/8;
– посчитаны все четверти правой руки такта;
– посчитаны все ноты в обеих руках первого такта;
– сказано по памяти о некогда запомнившемся произведении;
– перепутано произведение.
Тут на слово верить нельзя, тут самой смотреть надо.
Звоню подруге-концертмейстеру со зверским стажем, на жизнь жалуюсь, а ей все нипочем, у нее всегда так, она и бровью не ведет. Спрашиваю:
– А вот тогда скажи, Юленька Аркадьевна, как опытный товарищ начинающему: какое произведение я должна предложить под характеристику «12/8, мягонько»?
И она, не моргнув глазом, запевает:Ти-иихо вокру-ууг,
Только не спит барсу-уук…
Вот что значит – профессионал!
20 ноября
Начинаются каникулы. Все в природе затихает. Я учу фрагменты из «Спящей красавицы».
26 ноября
Урок. Прихожу с готовыми (типа делать мне было нечего на выходных) вальсами из «Спящей» – Феей золота и заунывным падекатром этих фей. В муках творчества (не моих, конечно), к середине урока выясняется, что музычка не очень подходит к хореографии (сплошал тут Чайковский).
– Давайте попробуем что-нибудь другое.
– Как скажете.
Открываю кучу нот, пробуем и то и это, все что-то не очень. В конце предлагаю попробовать сама: они под раз-два-три делают, а я внимательно записываю – на какой доле прыгнули, на какой крутанулись, где ножку подняли и где основная масса ее опустила. Ставлю циферки эти перед собой и начинаю импровизировать в человеческой тональности.
Полный восторг:
– А что ж вы сразу нам это не поиграли?
У меня, как у быка, начинают наливаться красным глаза: ну вот зачем было нервы трепать Чайковским?!
Вторую вещь начали, но оказалось, там еще конь не валялся. Потыркались-потыркались, время вышло: «Ладно, – объявили, – подумаем и доставим в следующий раз!», «Ладно, – думаю про себя, – вам же хуже, мне все равно, что импровизировать, хоть „отсюда и до завтра“, но так бы я вам подобрала – пальчики оближешь, а так получите что-нибудь банальное с ходу, обидно, конечно, но я не могу бороться со стихией».
27—28 ноября
Начинаю в письменном виде настырничать насчет «Диска». Этапы познания:
– Диск с нужной музыкой оставлен вам на столе.
– Нету.
– Там танец цветов.
– Вальс в смысле? Из «Спящей»?
– Нет. Просто вариация.
– Кто автор?
Поиск остановлен, ответчик исчезает. Опять дергаю директрису и в итоге – прихожу на урок по цветам.