Мастер-класс
Шрифт:
Один раз у него подвернулись колени, и он стал заваливаться назад, сопровождающая ловко поддержала его и помогла устоять, больше никаких проблем у него не было.
Я наблюдала за сопровождающими взрослыми – они тоже пели. И так же хлопали-топали, иногда осторожно дотрагиваясь до локтей своих подопечных, если те начинали отвлекаться или буйствовать в ненужном месте. Те моментально останавливались.
Мальчик с синдромом Дауна не пел, но внимательно слушал, хлопал, улыбался. Когда становился слишком оживленным, взрослый тихонечко переключал его на себя, а когда мальчик успокаивался, пел дальше.
Никто никому не мешал.
Я думала – насколько этим четверым помогает пение в хоре? Сделать еще один маленький шаг вперед? Или просто почувствовать себя такими же, как все, – поющими и желанными? Ведь им тоже предназначались аплодисменты аудитории, может, даже и в большей степени, уж мои – точно.
А может, их участие еще нужнее остальным ста тридцати? Чтобы привыкнуть к не таким, как они, чтобы быть терпеливее, участливее, сострадательнее к чужой немощи? Уметь «не заметить»
«ПАРКОВКА ДЛЯ ИНВАЛИДОВ.
Остальным желающим сюда встать:
потрудитесь припарковаться немного подальше
и благодарите Бога,
что это место предназначено не для вас».Старушка
Стою в очереди в кассу.
Передо мной милая старушка, лет под восемьдесят, обычная старушка, каких тут много, – небольшая, худенькая, одета в мягкое бежево-голубых тонов, в ушах серьги, на сухой руке перстень, с ней девочка лет десяти. Сдает ворох зимних брюк, они лежат грудой на столе и столько же рядом – покупает. Молоденькая кассирша задает дежурный вопрос:
– Что-то не так с этими брюками?
– Да! – демонстративно, как с подиума, заявляет старушка с напускным неудовольствием. Чувствуется, что она заводная, и ей охота не столько поворчать, сколько пообщаться: – Все эти штаны на пуговицах! – Она делает картинный жест над грудой тряпок; жест сродни дирижерскому, после которого предполагается немедленное вступление негодующего хора. Но хор в составе кассирши и нас, двух женщин, стоящих в очереди, прозевал ауфтакт и продолжал молча смотреть на старушку, поэтому она была вынуждена продолжить: – Я говорила ей, что лучше мы поедем вместе, а то купишь что-нибудь не то, и пожалуйста! (Взмах над брюками.) Все эти штаны с пуговицами! А мне нужно НА РЕ-ЗИН-КЕ! Я не хочу каждый раз возиться с пуговицами – мне девяносто семь лет! Вот пусть себе покупает на пуговицах, когда ей будет девяносто семь, а я посмотрю!
У хора, окончательно превратившегося в группу миманса [11] , синхронно отваливается челюсть.
– Нет! – немедленно воплю я. – Мы никогда вам не поверим!
Старушка всем телом разворачивается ко мне и поднимает бровь.
– Максимум семьдесят! – рапортую я.
– Моя дорогая, – ласково возражает она, – если бы мне было семьдесят, я бы ни за что не стала покупать такие старушечьи штаны.
– Никакие они не старушечьи! Нормальные штаны! Я бы запросто их надела, мне нравятся.
Старушка улыбается:
– Они слишком толстые и теплые, но тут я ничего не могу сделать – мне все время холодно, в мои годы…
– Годы ни при чем. Я всю жизнь мерзну. Вы и в этих штанах будете выглядеть молодой, не больше семидесяти.
К ней подбегает женщина лет сорока, видимо мать девочки, и они уже вместе сдают штаны. Старушка открывает кошелек, достает карточку, берет ручку, ищет, где расписываться, все это происходит медленно, карточка не та, она убирает – достает новую, обычная возня на кассе. Сопровождающая женщина тихонько бормочет нам: «Извините, пожалуйста, она хочет делать это сама». Очередь шарахается: «Да вы что! Ничего-ничего, мы подождем сколько угодно».
И я ловлю себя на мысли, что странное дело: меня обычно тяготит, если кто-то, видя ожидающих, начинает пространно разглагольствовать или копаться, но тут я не только не спешу, а, просто выпав из времени, стою и жду, как будто мне позволили вблизи разглядеть редкую диковину и погреться в теплых волнах, исходящих от нее.
Убирая карточку, старушка спрашивает кассиршу:
– Хотите покажу, какая я была в молодости? – И, не дожидаясь ответа, протягивает ей открытый кошелек, в котором традиционно вставлена фотография: – Вот. Здесь я еще тинейджер.
Я, естественно, не выдерживаю:
– Можно и мне посмотреть?
– Конечно!
На старой-старой фотографии портрет тридцатилетней женщины, напоминающей красавиц немого кино: убранные назад темные волосы, огромные глаза, нитка жемчуга.
– Какая красавица!
– Это не тинейджер, – возражает кассирша.
– Тинейджер, – настаивает старушка, – по сравнению с нынешним возрастом.
– Отлично, – говорю я, – тогда я тоже буду говорить, что я тинейджер.
– Конечно, – изумляется она, – у вас еще все впереди.Женщины закончили покупку брюк, старушка раскланялась с продавщицей и очередью, по-прежнему состоявшей из двух человек, и они отбыли. Девочка катила инвалидную коляску, но старушка шла сама.
– Извините, пожалуйста, за то, что пришлось ждать, – обратилась к нам кассирша.
– Да что вы! Мы же понимаем, да нам и не в тягость. Дай бог до таких лет дожить и быть в такой форме.
– А я бы не хотела до таких лет дожить, – задумчиво сказала кассирша, пробивая мне брюки.
Я шла и думала – не знаю, до каких лет я хотела бы дожить, но очень бы хотелось до конца отпущенной мне жизни быть в таком здравом уме и бодром состоянии тела и духа. И еще хотелось бы, чтоб было на кого ворчать…Гимн Финляндии
У представителей разных профессий разные сезоны обострения. У нас, в балетных школах, это время подготовки к отчетным концертам.
Итак, грядет концерт, все готовятся, мое дело –
Подходит педагог:
– Мы начинаем готовиться к выступлению, я выбрала музыку и хочу, чтобы вы посмотрели, там нужно немного сократить-соединить, потому что это разные части. Музыка у меня есть, я на следующей неделе вам принесу.
– Хорошо. Что вы выбрали? Может, у меня есть.
– Нам нужен гимн Финляндии.
– Простите, что нужно?
– Гимн Финляндии.
– Э-э… государственный гимн?
– Э-э… а это почтительно, под гимн?
– Да какая разница, что это, гимн – не гимн?! Это, прежде всего, музыка, и это – прекрасная музыка! Там рассвет, восходит солнце, – она начинает вздымать руки, глаза увлажняются, – и такой простор – озера и леса, это необыкновенная, очень, очень вдохновляющая музыка Сибелиуса, мы начнем с нее!
– С гимна Финляндии?
– Да!
Пытаюсь задуматься, у меня не получается.
– Вы – финка?
– Ну при чем тут это?! – отмахивается она. – Никакая я не финка, это такая музыка! Я вам принесу, увидите!Урок закончился, перед уходом напоминаю:
– Не забудьте, пожалуйста, в следующий раз принести ноты.
– Какие ноты?
– Гимна Финляндии.
– У меня нет нот.
– Вы же сказали, что принесете?
– Я имела в виду музыку, у меня есть музыка. Но вы послушаете и сыграете, это легко! (Я, кстати, всегда зверею, когда человек, ничего не понимающий в предмете, говорит «это легко!».) Нам только эту мелодию. Да вы узнаете сразу – на Олимпиаде ее исполняли!
– Нет, не знаю.
Пришла домой, набрала в Интернете «Гимн Финляндии» и стала слушать. На этом история бы и закончилась, но внезапно она приняла неожиданный оборот: мне по скайпу позвонила мама…
Я ответила, мол, подожди секундочку, я музыку выключу. Выключила. Она, добродушно:
– А что ты слушаешь?
– Гимн Финляндии.
– Что?
– Гимн Финляндии!
– Ой. Чёй-то?
– А почему бы мне не послушать гимн Финляндии?.. Мне его надо играть на концерте в балетной школе.
– Гимн Финляндии?!
– Да. Мы под него будем танцевать.
Небольшая пауза.
– Что, а подо все остальное уже перетанцевали?
– Но под гимн Финляндии всяко еще не танцевали!
Червячок сомнения зашевелился у меня внутри:
– Кстати, а ты не знаешь, кто написал гимн Финляндии, точно ли Сибелиус?
– Понятия не имею, а в Интернете не можешь найти?
– Да я еще не искала, только пришла.
Тут в комнате появляется папа и спешит к монитору:
– Сибелиус! Сибелиус написал, эта музыка – национальный гимн Финляндии.
Мы с мамой вытаращились на него. Напомню, мы обе – музыканты, а папа – офицер ВМФ в отставке.
– А ты откуда знаешь? – настораживается мама.
– Знаю, и все, это очень красивая музыка. А вы что, не знали?
– Да мы вообще только что узнали, что у Финляндии есть гимн.
– Тогда я вам сейчас расскажу, слушайте: Сибелиус написал симфоническую музыку, но там была такая красивая мелодия, что к ней написали слова и стали петь. И при
Николае Втором, когда Финляндия была российской губернией, эту музыку запретили исполнять, потому что она очень поднимала чувство национальной гордости. А музыка действительно такая духоподъемная, такая широкая, там такие озера, леса, там такая природа, солнце встает, прямо наполняешься таким высоким чувством, это не объяснить, но, когда я слушаю эту музыку, я чувствую себя финном!
Мы обалдели.
– Ты не путаешь? – прищурилась мама. – Солнце встает – это у Грига.
– Григ – это не Финляндия, – обиделся папа. – Не надо считать меня идиотом.
Мы сделали еще несколько попыток узнать, откуда у него такие сведения, но результата не добились.
– Ну, если еще будут вопросы о музыке, обращайтесь ко мне, – добродушно завершил он беседу и ушел.Шутки в сторону, а я пошла обратно в Интернет, внимательно прослушала гимн Финляндии и финном себя не почувствовала. Это насторожило. Я понимаю, что все оценки субъективны, но чтобы два совершенно разных человека на противоположных концах земли говорили одними и теми же словами, почти слово в слово?.. Что-то не то с этим «гимном Финляндии». И я пошла с другого боку – набрала в поисковике «Сибелиус гимн Финляндии», и обнаружилась совсем другая история: гимнов у Финляндии два – «национальный» и «официальный», исполняемый во время официальных церемоний. У Сибелиуса есть симфоническая поэма «Финляндия», заключительная часть которой известна как «Гимн Финляндии»: когда в финале, после мрачных первых частей поэмы, после безнадежности, появляется эта светлая тема любви и нежности к своей измученной земле, она действительно производит необыкновенное впечатление. Правда, на Олимпиадах исполняют только государственные гимны, но, оказывается, однажды было сделано исключение…
А теперь возвращаемся на исходные позиции – подготовка к концерту только началась, а я уже:
– провела исследование по истории Финляндии,
– гимнам Финляндии,
– почувствовала разницу между hymn и anthem,
– могу насвистеть «Гимн Финляндии» (кстати, отмены закона на наказание за насвистывание этого гимна не было),
– могу по первым строчкам текста отличить версии гимнов.
И главное – если бы не разговор с папой, то развитие событий могло бы быть таким: нашла бы я ноты официального гимна, принесла и заиграла бы на уроке, а педагог меня недоуменно остановила бы:
– Что за фигню вы играете, уважаемая?
– Как фигню? Это то, что вы, собственно, заказывали – гимн Финляндии.
– Да вы что?! Я такого не заказывала! Я вообще первый раз это слышу. Как, по-вашему, можно под это танцевать балетом?!