Мастера советского романса
Шрифт:
[1] Цикл состоит из шести произведений: «Тростник», «Как небеса твой взор блистает», «К Бухарову» (слова Лермонтова), «Недавно обольщен» (слова Пушкина), «Пуншевая песня» (перевод из Шиллера, ранее приписывавшийся Пушкину), «Нет, не тебя так пылко я люблю» (слова Лермонтова).
«стр. 202»
Если в романсе «Как небеса твой взор блистает» еще ощутим некоторый элемент стилизации в духе глинкинской
Этот романс можно было бы назвать монологом, а точнее - арией , которой предшествует, как это часто бывает, речитатив-ариозо.
В стихотворении Лермонтова слиты два образа, два чувства: любовь, ушедшая в прошлое, и иллюзия, подобие любви в настоящем.
В музыке эти два образа разделены и даже противопоставлены. Речитатив-ариозо, с его драматизмом и страстной скорбью, говорит о настоящем, ария - стройная, гармоничная, законченная - о прошлом.
Основная черта музыки речитатива (Moderato assai) - неустойчивость. Она во всем: в интонациях вокальной партии, начинающейся с хода на малую септиму, в гармонии, где она столь решительно преобладает, что тоника лада отодвигается на начало арии.
Ария - это тот самый «таинственный разговор», который ведет сердце с прошлым. В ней все строго и сдер-
«стр. 203»
жанно, слух легко различает здесь характерные черты русских элегий с их размеренной, напевной декламацией и арфообразным сопровождением. Лишь вздрагивающие форшлаги вносят в музыку нервную трепетность.
Поэзия Лермонтова представлена в этом цикле еще балладой «Тростник» (произведением не очень значительным) и застольной песней «К Бухарову». Кроме того, цикл включает романс на слова Пушкина «Недавно обольщен» и «Пуншевую песню» на слова перевода из Шиллера, который ранее приписывался Пушкину.
На всех этих произведениях, как и на двух, о которых шла речь выше, ясно видно, как в цикле ор. 11 соединяются, образуя новое стилистическое единство, традиции русской и западной вокальной лирики. Так, например, и «К Бухарову», и «Пуншевая песня» принадлежат к жанру очень популярных в русской музыке застольных, «компанейских» песен вроде «Заздравного кубка» Глинки или его же «Прощальной песни». Но в то же время в них ясно ощутима и связь с западной музыкой. «Пуншевая песня», например, заставляет нас вспомнить некоторые оперные образы Моцарта: арию Фигаро, арию Дон-Жуана (так называемую «арию с шампанским»).
Романс- монолог «Недавно обольщен» особенно характерен для Кочурова. По своему типу, да и по характеру поэтического текста он близок романсу «Счастлив, кто близ тебя», он также выражает состояние длящейся радости, лишь на мгновение омраченной пробуждением:
Мечты, ах, отчего вы счастья не продлили?
Но боги не всего теперь меня лишили,
Я только царство потерял!
Но в отличие от монолога из раннего цикла, в этом произведении композитор передает не только общий характер поэтического текста, не только рост эмоции, но и очень тонкие детали развития образа. Сравним, например, место и значение двух кульминаций романса. Они очень сходны и по мелодическому рисунку, и по функции их в общей композиции: и та, и другая являются не просто звуковысотной вершиной, но итогом длительного и постепенного развития мелодии. Но приходятся они на диаметрально противоположные по смыслу слова:
В венце сияющем царем я зрел себя.
…
Я только царство потерял!
Не возникает ли эта великолепная, широко распетая фраза по внешнему поводу: при упоминании «царя» и «царства»? Конечно, нет. Подчеркивая музыкой два процитированных стиха и как бы заставляя слушателя их сравнить, композитор раскрывает очень глубокий подтекст лаконичных, как всегда, стихов Пушкина. Он еще более усиливает противопоставление эфемерного счастья, пригрезившегося в «прелестном сновидении», настоящему счастью, счастью взаимной любви, которое дает поэту право сказать с великолепной небрежностью:
Я только царство потерял!
Внимательно вслушиваясь в музыку романса, мы ощущаем, что кульминации эти сходны, но не тождественны. Вторая достигнута в итоге более длительного и более напряженного развития (композитор расширяет третью, репризную строфу путем секвенции) и потому воспринимается как кульминация всего произведения.
Внимание к слову, к отдельным поэтическим образам, тип напевной декламации - все это говорит о традициях русской вокальной лирики. Но вместе с тем здесь снова, как и в песнях из ор. 6, слышно воздействие романтической Lied, но на этот раз уже не шуберто-шумановской, а с Lied в творчестве Листа. Это особенно сильно ощущается в ладово-гармоническом развитии и даже в самом выборе тональности: Des-dur - классическая тональность любовных дифирамбов!
Мелодия в романсе «Недавно обольщен» более устойчива, чем в романсе «Счастлив, кто близ тебя»; ладовые тяготения в ней не так ярко выражены, особенно в первой части. Наряду с упомянутым выше приемом несовпадения ритмических и гармонических устоев, здесь часто применяется прием гармонической «перекраски» повторяющегося звука мелодии, большей частью без изменения его функционального значения. И если несовпадение устоев дает возможность длить неустойчивый звук, то «перекраска» выполняет ту же роль по отношению к устойчивому. Для Листа это очень типичный прием: вспомним «Сонеты Петрарки», «Ноктюрны» и т. п. И Кочуров следует по тому же пути, создавая в романсе «Недавно обольщен» эмоционально насыщенную мелодию, в которой он как бы любуется каждым звуком:
«стр. 205»
«стр. 206»
Цикл романсов op. 11 синтезирует то, что было найдено композитором в ранних его вокальных циклах (ор. 4 и ор. 6) [1], выражая те же творческие тенденции в более совершенной, мастерской форме. В то же время он синтезирует искания композитора, характерные для военного и продолженные в послевоенный период, искания, направленные в весьма различные стороны.
«Эллинская», глинкинская линия [2], представленная в нем романсом «Как небеса твой взор блистает» и в той или иной мере романсом «Недавно обольщен», в дальнейшем выявляется в работе, уже прямо и непосредственно связанной с творчеством Глинки: окончанием и редактированием его вокальных «Этюдов».
Миссия Кочурова заключалась здесь в сочинении фортепианной партии (отсутствовавшей или намеченной эскизно в рукописи Глинки), а также и в доразвитии мелодии в незавершенных автором «Этюдах». Эта, в большей мере творческая, чем редакторская, задача способствовала дальнейшему совершенствованию мелодического дарования композитора.