Мастерская Арши Ованесовой и Леонида Кристи. Страницы истории ВГИКа
Шрифт:
Дипломный фильм я задумал и снимал вместе с сокурсницей Зоей Фоминой. Нам хотелось снять кинематографическую поэму о московских студентах, о Москве. Мы стремились пронизать фильм светлой лиричностью, окрасить его своим личным отношением: ведь, рассказывая о студентах, мы рассказывали о себе.
Фильм «Они учатся в Москве» явился нашим прощанием с юностью, с лучшими годами жизни, он во многом автобиографичен.
Мы являлись авторами всех компонентов дипломного фильма (кроме операторской
Во время съёмок мы трудились и за директора картины, организуя каждую съёмку, выполняли функции помощника оператора, таская штативы и аккумуляторы, и занимались своими прямыми обязанностями – режиссёрскими и ассистентскими.
Поиски героев очерка, выбор мест съёмки, раскадровка эпизода, установка каждого кадра, работа с персонажами и со вторым планом, решение мизансцен – вот тот объём, с которым мы столкнулись в первой самостоятельной работе.
Видимо, на фоне целого ряда казённых, штампованных хроникальных лент наш очерк подкупал какой-то свежестью, молодым задором, непосредственностью.
Государственная экзаменационная комиссия постановила выпустить наш дипломный киноочерк на большой экран, но, к сожалению, это решение так и осталось на бумаге.
Мы получили дипломы с отличием. Председатель ГЭКа замечательный режиссёр Сергей Васильев сказал:
– До встречи на экранах страны!
Но в то время проникнуть на экран было очень трудно.
Итак, я стал режиссёром-документалистом.
Василий Катанян
В дальнейшем наши судьбы сложились по-разному, но в документальное кино нас увлекла Ованесова. На ЦСДФ в это время работали интересные мастера – Дзига Вертов, Эсфирь Шуб, Роман Кармен, Самуил Бубрик, братья Посельские, – но мы были влюблены в Ованесову и пошли на практику к ней. Первая съёмка, на которую я попал к Ованесовой, была во дворе дома на Усачёвке. И каждый раз, как я – увы! – еду на Новодевичье, я обращаю внимание на дом, где снимался этот мой первый сюжет. Предстояло снять детскую самодеятельность для очередного номера киножурнала «Пионерия». Дети были чахлые, оставшиеся на лето в городе, – они соответствующе и выступали. В воздухе пахло тоской. Тогда Арша засучив рукава, принялась ставить лезгинку, благо баянист играл только её.
С двумя девочками побойчее она разучила частушки, которые, кажется, сама тут же и сочинила. Пока всё не забыли, поскорее сняли. Затем она придумала нехитрый конферанс, который тут же и разыграла с двумя смешными мальчиками, что вполне украсило представление. Два притопа, три прихлопа, поставленные ею на широкую ногу, делали своё дело: весь двор танцевал и дрыгался, она всех увлекла и завлекла, а когда мы уезжали, дети не хотели её отпускать. Сюжет, действительно, получился весёлым и настолько интересным, что Ованесова смонтировала целую часть, – со скандалом поломав план и изменив утверждённый метраж. Что в те времена было непросто.
Не могу не вспомнить один эпизод, который произошёл у меня на глазах. Мы поехали с Ованесовой снимать выставку детского творчества в Политехническом музее. Тоска смертная. Мрачно бродила Арша Амбарцумовна среди бесконечных резных шкатулок и вышитых рушников, не в силах ничего придумать. И тут нам показали собранный ребятами громоздкий, как первый летательный аппарат, и во многом не совершенный магнитофон. В то время (1948 год) это было чудо техники. Ованесова мгновенно зажглась, она преобразилась,
Оказалось, что та может спеть песенку. «Мы спасены!» – хлопнула в ладоши Ованесова, прослушав мурлыканье перепуганной малютки. Уверен, Арша Амбарцумовна в данной ситуации научила бы девочку и петь, и танцевать, и стоять на голове, даже если бы та не была способна ни на что. Записав песенку, мы, не выключая съёмочной камеры, дали «исполнительнице» прослушать саму себя. Надо было видеть её реакцию! Это сегодня магнитофоном не удивить даже грудных младенцев, а тогда… Услышав свой голос, девочка окаменела в испуге, затем оглянулась по сторонам – кто же это поёт? – бросилась к маме, поняла, но не поверила, рассмеялась, захлопала в ладошки, запрыгала, была вне себя – только что не впала в истерику. Та реакция, что задумала Ованесова, была снята, и получился отличный эпизод.
Самая знаменитая её картина – «Юность мира». Она смотрелась на одном дыхании и, казалось, так и была сделана. Казалось… Однажды вечером я встретил Ованесову у Петровских ворот, она шла со студии и плакала. «Что случилось?» «Да, понимаешь, не получается у меня, не получается…» Она монтировала «Юность мира» и была вдрызг расстроена какой-то неудачей. Она пошла дальше, а я, поражённый, подумал – как же близко к сердцу принимает она свою работу, как непосредственно реагирует, сколько вкладывает эмоций!
Картина имела долгую экранную жизнь, пользовалась огромным успехом и была отмечена многими наградами. Николай Черкасов рассказывал мне, как в Индии их с Пудовкиным в старинном дворце принимал махараджа. После пышного угощения махараджа сказал, что хочет порадовать гостей – показать им свой самый любимый фильм. Он его купил и смотрит каждый день. Гости уселись в мраморном холле, возле бассейна с фонтаном и приготовились к голливудскому шоу. А на экране появилась «Юность мира». Я же, когда смотрю этот «любимый фильм индийского махараджи», вспоминаю слёзы Ованесовой: «Да, понимаешь, не получается у меня, не получается…»
Картина была удостоена в 1950 году Государственной премии, ей была присуждена Международная премия Мира в области кино. А я каждый раз, когда вспоминаю фильм, вспоминаю и расстроенного режиссёра: «Да понимаешь, не получается у меня, не получается!»
Лев Рошаль
В 1950 году, записала (видимо, для какого-то выступления): «Гордость и счастье охватывали нас на фестивале за свою могучую Родину. Какое счастье быть советским художником и иметь возможность свободно воспевать…»
Но как раз после «Юности мира» она потеряла на пять лет «возможность свободно воспевать…»
Директором на студию пришёл некто Кастелин.
Василий Катанян
В 1950 году жизнь Ованесовой – да и не только её – осложнилась с приходом нового директора. Это был Николай Кастелин – интриган, антисемит, который сразу восстановил против себя творческих и талантливых людей, приблизив пошляков и посредственностей. Он был ярым противником углублённого показа человека в документальном кино и поставил это во главу угла своей деятельности. Поскольку его позиция в корне противоречила творческим принципам Ованесовой, отношения их крайне осложнились, и каждая сдача картины превращалась для неё в мучение. Не помню, чтобы она шла на компромиссы. И, делая искусство, она расплачивалась здоровьем.