Мастерская Арши Ованесовой и Леонида Кристи. Страницы истории ВГИКа
Шрифт:
Лев Рошаль
Наверняка какие-то оставшиеся от «Пионерии» видения довоенной веселой жизни в пионерском лагере, в походе, у костра, в вагончике детской железной дороги, отходящем от станции «Счастливая», накапливали жажду победить врага.
Может быть, именно эта, на войне возросшая – при всей невиданной массовости военных событий – роль каждой человеческой единицы, отдельной жизни и судьбы помогла создать Ованесовой лучшую, во всяком случае самую эмоционально насыщенную, хотя и без какого-либо надрыва, картину «Повесть о наших детях».
Мощно смонтированное начало: поезд с
И вот под эту музыку летят самолёты с крестами, неторопливо открывая бомбовые люки и вываливая из их чрева содержимое. Вздымается, горит земля. Взрывы, взрывы, взрывы. Трупики детей на песке у реки. Горят избы. Детей на тележках увозят от врага. Они бредут по дорогам. Дед в лаптях, с палкой и котомкой за плечами и мальчик, тоже с заплечной котомкой, уходят в даль…
Но главное, привычный на экране детский коллектив «рассыпался» на единицы: печальные глаза мальчика из освобождённой деревни, страшные глаза девочки, вывезенной из Ленинграда, ребёнок, освобождённый из концлагеря, и женщина, дающая ему свою кровь. Эмоции, неповторимость, индивидуальность режиссировала сама жизнь, хотя, конечно, многое шло и от Ованесовой.
РГАЛИ
Совещание по фильму «Дети и война» 1. IX. 1945 г.
Фрагменты стенограммы т. Герасимова С.А.
У меня, в моей редакционной практике сложилось представление, что деление материала по профессиональным и возрастным признакам – это крайне сложный процесс. Возникают задачи, которые нам казались непреодолимыми, когда мы говорили о войне (танкисты, артиллеристы). Оказалось невозможным отделить одну военную профессию от другой в какой-либо военной операции. Как это ни парадоксально, но это относится и к детям. Я об этом размышлял, когда возникали вопросы о наших детских изданиях («Пионерия»). Здесь есть очень своеобразные сложности, которые ещё не учтены, у нас часто рождаются вещи очень неправильные.
Мне всегда казалось, что дети – это часть общества, незаметно перерастающая во взрослое состояние. Круг их интересов очень переплетён с интересами взрослых. Нужно изжить практику игры в детей. Есть удачные и неудачные примеры. Неудачи – это сюсюкающая практика, опасность сентиментальности, умиления.
То, что я сейчас видел, меня приятно разочаровало, хотя картины ещё нет. Это очень дискуссионный участок. Здесь может быть много различных точек зрения, можно предвидеть большие возражения. По-моему – это важно.
Дети в картине существуют внутри общественной жизни страны, они такие, как на самом деле в целом ряде сюжетов этой картины. Это потому вышло, что это хроника. Инсценировки детей всегда плохо получаются, потому, что дети очень плохие артисты. Актёрство есть хитрость, своеобразное душевное жульничество.
Дети
Как нужно сделать войну. Пушек не должно быть. Нужно локализовать войну на определённом контексте. Нужно сказать, что это война была тотальной войной и не разделила взрослых и детей. Но взрослые имели силу к сопротивлению, дети не имели силы, и взрослые сделали всё, чтобы избавить детей от войны.
Однако дети, которых увели от войны, не стояли в стороне от войны. Они оказались теми маленькими живыми людьми, которые вошли в войну и стали в ней делать всё, что могли. Мы не боимся показать участие детей в войне. Всё, что история пережила, мы имеем право показать. Конструктивно важно точнее обозначить конец войны. Там запутано. Нужно найти образ конца войны.
Освенцим как раз можно показать после конца войны. Когда уже всё хорошо, всё совсем хорошо, мы покажем детей, которых освободила Красная Армия, когда вошла в Освенцим. На этих детях есть печать гитлеровского застенка.
Чрезмерная хронологическая последовательность фактов раздражает.
Я думаю, что всё должно быть короче. Особенно нужно сокращать клинику. Зритель смотрит это с отвращением.
Севастополь – отличный эпизод, он очень естественно выглядит за исключением момента, когда ребята выметают каски. Это не правдоподобно.
Детство – это счастье и мы это должны показать. Я ничего не берусь говорить о тексте. Мне представляется, что он довольно правилен, но я хочу остеречь от возможного эффекта, который может получиться в результате.
Я хочу предостеречь от умиления. Если бы были 3 части в картине, ход текста был бы, безусловно, правилен, но 6 частей – это нужно ослабить, на каком-то отдельном месте рассказать биографию какой-нибудь девочки или мальчика.
Я бы освободил текст от обилия взволнованного тона. Гораздо важнее познавательный материал. У зрителей от этой картины должно быть впечатление душевного богатства поколения. Например, Ленинград – какой прекрасный материал. В финале – переход на тов. Сталина – это правильно.
Надо всё проверить в отношении компактности сюжетов и композиции картин.
Семирамида Пумпянская
В 1944 году я приехала в Москву и сразу же попросилась работать в «Пионерию».
Меня привлекала всеобщая увлечённость, с какой делался этот журнал, к тому времени прочно утвердившийся на передовых позициях советской кинодокументалистики.
Не скажу, что в нашей совместной работе всегда всё шло гладко – Ованесова знала и сомнения, и неуверенность, которые тотчас же передавались нам, сотрудникам «Пионерии».