Мать (CИ)
Шрифт:
– А вам самим ничего за это не было?
– Ничего. Комсорг только неофициально довёл до сведения, чтобы впредь были осмотрительнее... Господи, у вас ведь теперь и комсомола нет! Ни диамата, ни истмата... Вы даже не представляете, какой глубокий переворот совершился на наших глазах. Мы живём в другой стране! Болтай, что хочешь, езжай, куда вздумается... Я когда первый раз за границу вырвался - в Чехословакию на симпозиум - две недели из пражской библиотеки не вылезал, сидел, обложившись трудами Ленина, чтобы не придирались, а сам читал - знаете кого?
– Ясперса. Он там был в свободном доступе. А у нас, чтобы его в Ленинке получить, надо было
Вообще, Гаеву было с ним интересно. Поначалу. Раздражала только его манера всё время объяснять элементарные вещи, будто Гаев прилетел с другой планеты и никогда не жил при совке. Гаев это терпел, делая скидку на возраст, но потом Яблоков пошёл рассказывать свои истории по второму кругу - с теми же снисходительными разъяснениями - и это уже было невыносимо.
Я похож на героя романа с печальным концом
Ощущая себя мертвецом
Я никак не пойму, в чем другие находят опору
Вспоминается часто Сизиф, вечно катящий в гору
Бесполезный, огромный, откуда-то взявшийся камень
Наша жизнь и не лед, и не пламень
Она больше похожа на пепел
Или глину, которая рано ли, поздно
Нам всем рот залепит
При такой перспективе легко потерять направленье
Ну а что до меня, я плыву по теченью
И от всех берегов меня дальше и дальше уносит
Если кто-нибудь спросит, для чего это все
Я вообще ничего не отвечу
До свидания, люди! До встречи!
Глава третья
Спальня была стилизована под виллу на берегу океана: за нарисованными окнами плескалось море, меж ними протянулся деревянный пирс на огромной, в полстены, чёрно-белой картине; потолок сиял чем-то орнаментальным, слева отсвечивало большое фигурное зеркало, справа стоял чёрный дизайнерский столик в виде треугольной лесенки.
– У меня лучшая подруга уехала семь лет назад в США, вышла замуж, - сказала Светлана, положив правую руку под голову.
– Мы переписывались, слали друг другу открытки на рождество. Она постоянно сожалела, что я не смогла никуда уехать, работаю за зарплату, что муж - лузер с двушкой. А у нее - состоятельный американец, и она не работает, занимается садом. Ну и так получилось, что мы с мужем поехали в США по его работе, в тот же город, где живет подруга. Я ей написала, она не ответила, но у меня был адрес с открытки. Мы поехали по этому адресу, а там оказалась простая многоэтажка, дверь открыла наша общая знакомая Катя, сказала, что Лида на работе. И что же выяснилось? Лида уже пять лет как развелась, работает посудомойкой, снимает вместе с Катей ту квартиру. Лиду мы не дождались, но было очень неприятно от всей этой истории.
– Так ты замужем была?
–
– Тебя это удивляет?
– Да нет, не особо.
Светлана повернула к нему голову, прищурилась.
– Вы, мужчины, питаете какую-то нездоровую страсть к сексу с девственницами.
– А вы нет?
– Вот ещё глупости! Мы ценим надёжность и опыт.
Гаев перевёл взор на стену с чёрно-белым пирсом, затем поднял глаза на большую бутафорскую ракушку. Странное ощущение донимало его, будто он переспал с собственной учительницей.
– Туда обычно телевизор вешают, а ты - ракушку, - произнёс он, чтобы не молчать.
– Ну и что?
Светлана откинула одеяло и села на краю кровати, спустив голые ноги на пол. Подняла лежавший на ворсистом коврике лифчик.
– Застегни.
Гаев послушно сцепил крючки. Спина у Светланы была горячая, потная. Светлана встала, натянула юбку и блузку. Стала причёсываться перед зеркалом.
– Так и будешь лежать?
– спросила она, не оборачиваясь.
Гаев вздохнул и тоже выкарабкался из-под одеяла. Сердце его то колотилось, то замирало, мысли метались вспугнутыми мальками.
– Ты что, недовольна?
– буркнул он, собирая разбросанную на полу одежду.
– С чего ты взял?
– Голос какой-то... холодный.
– Я - не твоя мамочка, чтобы тебя облизывать.
Гаев напялил джинсы и носки, постоял, глубоко дыша.
– А ведь облизывала только что.
– Так... немного языком поработала.
Гаев смерил взглядом её спину.
– Чаю-то хоть дашь напиться?
– Чаю?
– она изумлённо повернулась к нему.
– Знаешь, ты у меня первый такой.
– Какой?
– Который просит чаю. Н-ну ладно, иди на кухню, ставь чайник.
Гаев поплёлся выполнять приказ. Чёрт его дёрнул спросить про этот чай. Лучше уж пиво.
Кухня у Светланы была, конечно, не чета Гаевской: вся в зелёных тонах, с мягким уголком, огромной вытяжкой и полосой кафельной плитки над раковиной. А на окне вместо штор - жалюзи. "Интересно, она сама тут готовит?" - подумал Гаев, включив электрический чайник.
– А почему ты спросил про эмиграцию?
– полюбопытствовала Светлана, входя на кухню.
Без каблуков она едва доставала ему до подбородка.
– Так, просто. К слову пришлось. Вспомнил, как ты в магазине говорила что-то про Францию.
– А, это... Ну, там было совсем другое.
– Она села на стул, закинула ногу на ногу. Побарабанила пальцами по столу.
– Скажи, тебе действительно хочется чаю?
– Ага.
Так просто она от него не отделается! Он - не тупой самец, годный только для постели.
– Ну тогда разливай, - сказала Светлана.
– Чашки вон там.
Гаев разлил.
– Угощений у меня не припасено, - сказала Светлана.
– Сахара - тоже. Терпеть не могу плебейскую привычку пить сладкий чай с бубликами.
– Вообще-то купцы до революции именно так и пили.
– Это их проблемы.
– Ты куда-то торопишься?
– осведомился Гаев, помедлив.
– Нет. С чего ты взял?
– На всякий случай спросил.
– Но это не значит, что я буду тут с тобой до утра чаи гонять.
– Я и не собирался.
Они помолчали.
– У моей мамы была подруга - зам в гороно, - вдруг сообщила Светлана.
– Она в конце восьмидесятых взяла себе и детям фамилию Андерсен. Хотела уехать на ПМЖ в Данию. Ей отказали, а фамилия осталась. Теперь они там, в тамбовской дыре, все - Андерсены, и дети, и внуки. Ну и на что это похоже?