Мать и Колыбель
Шрифт:
Все они полагали, что даже такие дикари, как коцитцы, могли почувствовать в этой девушке особую Силу, посему могли отвести ей особую роль, менее или более страшную по своей жестокости. Но у всех пятерых в мозгу гремела мысль: если она была в состоянии самостоятельно двигаться и держаться на ногах, то могла не просто дать отпор и кунабульцам, и коцитцам, а сжечь тех дотла. Стало быть, или её здесь не было, ибо она не могла ни двигаться, ни сопротивляться, посему была убита.
Вдруг вздох Кицвилана оглушительно прорезал бытие, и все воззрились на него, оторвавшись
Шумно сглотнув пересохшим горлом и борясь и со льдом, окатившим его изнутри, и с последовавшей сильной тошнотой, Гаральд Алистер, во всём мире видя только Кицвилана, шатаясь, побрёл к нему, оскальзываясь на мёртвых телах. Ослабевшая рука с мягким звоном выронила меч.
До сих пор не веря в самое страшное, что только могло произойти в жизни его, он уже знал, кого увидел Кицвилан. Знали все. Арнил застыл на залитом кровью алтаре, в оцепенении наблюдая, как Гаральд бежит туда, где должна свершиться их судьба: сына герцога, сына короля и Акме.
Три шага до Руфина… два шага… Гаральд замедлился и, рухнул на колени будто пронзённый копьём. Арнил не видел лица своего друга, но задрожавшие плечи когда-то невозмутимого и ледяного Гаральда Алистера будто толкнули его, и принц, не разбирая дороги, сам кинулся туда, где остановились эти двое.
За деревьями они увидели широкий каменный столб, к которому за руки и за ноги была привязана девушка — тонкая и изящная, будто деревце, но с довольно крутыми изгибами бёдер, утончавшими талию. На ней не было ничего, кроме чёрной полупрозрачной материи, накинутой саваном. Траурное покрывало колыхалось на слабом ветру, ударяясь о чёрные горелые ноги и скользя по обнажённому телу, обнимая его и поглаживая. На её выжженную грудь была безжизненно опущена сожжённая голова.
Авдий Веррес не колеблясь подошёл к казнённой и внимательно осмотрел.
— Акме ли это?.. — с сомнением произнёс он.
Ближе подошёл Гаральд Алистер, в изумрудные глаза которого заглянула смерть, да так там и осталась. Он был не в силах поверить, что перед ним Акме Рин. Он верил в то, что красота её нетленна, а наследие даровало ей неуязвимость и бессмертие.
— Можно поверить, что это Акме, вернуться за Лореном и поехать в Кунабулу, — тихо произнёс Хельс, глаза которого наполнялись слезами. — А можно поискать ещё.
— Господа, перед нами действительно Акме Рин, — самым страшным на свете голосом глухо проговорил Авдий Веррес, и слова его заставили Гаральда Алистера если не упасть, то покачнуться. Много ли слов на свете, которыми можно пошатнуть придворного шпиона, хладнокровного убийцу и разведчика с многолетним опытом?..
Все обернулись на своего предводителя, и на лицах их читалось осуждение. Авдий смотрел куда-то вниз, на основание страшного столба, под ноги убитой. Затем он наклонился, что-то поднял и показал всем окровавленную золотую цепочку с подвеской.
И форма её имела Звезду с Семью Лучами Благодати Атариатиса Рианора.
Элай Андриган заснул. Те места, где его пронзили стрелы, начали затягиваться уже
Едва раны Элая начали заживать, он решил броситься в Коцит, но у полнхольдца поднялся жар, с которым справиться было гораздо сложнее. Лорену пришлось остаться.
Более всего его мучило ожидание. Гнетущее и зверски приглушённое, оно лишило его покоя. Он, будто зверь в клетке, метался из стороны в сторону, запустив руку в волосы, сжимаясь в сгусток тьмы, хватая ртом воздух, пока Буливид не посоветовал ему помолиться. Поначалу этот совет привёл молодого целителя в неописуемое бешенство, но после он осознал, что ничего другого ему не оставалось, посему начинал молиться.
Не было существа на свете, которое бы он любил столь же сильно, как сестру. Он опекал её в детстве, затем в Орне, когда же она вернулась в Кибельмиду после своего обучения. Забота о ней и счастье её стали делом для него едва ли не первостепенной важности. Она всегда могла постоять за себя, но было в её ещё детском облике что-то такое, что наполняло сердце его всепоглощающей нежностью. Ему казалось, что никто и ничто не сможет защитить её, как его братская сила и любовь. Он знал, что не было существа для него, куда более близкого, чем она.
— Лорен, ты ничего не ел, — ветром прошелестела Плио Акра, подойдя к нему на девятую ночь неведения и отчаяния.
Лорен вздрогнул, очнувшись от своих размышлений. Он представлял, как путники возвращаются, а с ними Акме — улыбающаяся, здоровая и радостная… Об этом было больно думать, но он не мог иначе. Они долго не возвращались, до Коцита было далеко…
В узких и белых руках Плио была тарелка с дымящимся мясом кролика, но от запаха еды целителя начинало тошнить, и он молча отказался, но сделал глоток вина. Девушка вздохнула, молча поднялась и отправилась к лагерю.
Лорену было трудно говорить, но он должен был высказаться. Плио беспрекословно и самоотверженно помогала ему, сидела с Элаем, когда Лорен, обессиленный от натиска магии, приходил в себя. Она с ложки кормила Элая, старалась не морщиться, когда они вместе отмывали его от крови. Готовила для Лорена и Буливида, который постоянно прочёсывал лес. Её можно было послать в лес за любым корешком и любой травинкой. Она не задавала лишних вопросов и находила всё, за чем её посылал Лорен. Исполнительность и незаменимость несколько изумляли целителя, но он был столь же холоден и строг, сколь был строг к нему дядя Бейн, когда Лорен ассистировал ему; как был строг Лорен ко всем своим помощникам в больнице. Ни улыбки, ни доброго слова не получила она за все эти дни борьбы за жизнь Элая. Ей отдавались приказы, а она бодро и верно исполняла их. Как будто Лорен был королём, а Плио — его верной подданной.