Мать, тревога и смерть. Комплекс трагической смерти
Шрифт:
Lourie (292) сообщает, что даже очень маленькие дети с тяжелыми заболеваниями представляют смерть как связанную с насилием и наказанием. Morrissey (293) обнаруживает, что танатическая тревога существует в очень раннем возрасте, хотя чаще она наблюдается у более старших детей. Среди его серьезно больных пациентов был трехлетний ребенок, который, как определили, страдал от подобной тревоги.
А. Freud (291) говорит, что большинству психиатров известно, что любое хирургическое вмешательство в тело ребенка может служить отправной точкой для активизации, группирования и рационализации идей о нападении, подавлении и (или) кастрации. Если фантазии ребенка связаны с его агрессией, направленной против матери, операция переживается, как несущая возмездие, атака со стороны матери, целью которой служат внутренности ребенка (наблюдение, первоначально сделанное M. Klein). Детям свойственно приписывать внешним или интернализованным агентам любые болезненные процессы, происходящие внутри тела, а также все, что наносит ему травму. В соответствии со своей интерпретацией происходящего, маленькие дети реагируют на боль не только тревогой, но и другими аффектами, соответствующими содержанию подсознательных фантазий – то есть, с одной стороны, яростью, гневом и мстительными чувствами, а с другой – мазохистской покорностью, виной или депрессией.
Тонзиллоэктомия, по-видимому, является особенно провоцирующей тревогу. Langford (294) обнаружил, что эта операция
Изучение взрослых пациентов подтверждает значение, которое придают болезням и операциям дети. Bard и Dyk (296) обнаружили, что у некоторых убеждений, касающихся причины болезни, имеется рациональная основа. Пациенты в значительной степени верили, что межличностные отношения могут быть до такой степени вредоносными, что вызывают тяжелую болезнь. Пугающее событие обычно воспринимается так, как это было в раннем детстве – то есть, оно является формой действия человеческих существ, обычно родителей. Если во взаимоотношениях со своими родителями ребенок приобретает убеждение, что травма, которую он переживает, является заслуженной из-за какой-то его ошибки, то тогда его интерпретация травмы, переживаемой им позднее, может согласовываться. Окружение ребенка в детстве на самом деле может быть враждебным, а наказания за проступки – чрезмерными. Авторы не находят значительной связи между убеждениями в причине болезни и культурными, образовательными и религиозными факторами. Kluckhohn (297) также убежден, что персонификация причинности берет свое начало в раннем развитии, когда практически все, что происходит с ребенком, опосредовано человеческими агентами, родителями и лицами, их заменяющими. Janis (298) придерживается мнения, что любое проявление признаков потенциального увечья или уничтожения повторно активирует те модели эмоционального реагирования, которые установились и усилились во время периодов стресса в раннем детстве. При изучении реакции на ампутацию частей тела Rosen (299) обнаружил, что нарушение обычных моделей поведения, по-видимому, связано с разрушением защитного механизма, состоящего из раннего отрицания возможности получения увечья. Если благодаря механизму отрицания эго чувствует себя в безопасности, то разрушение этой защиты отбрасывает эго назад, в период младенчества [22] .
22
Во многих случаях не требуется проникающая техника для того, чтобы объяснить иррациональные убеждения и реакции на болезнь и операцию. Я уже упоминал изучение Greenberger (101) женщин, умирающих от рака, у которых наблюдались фантазии о наказании и о злобной матери.
Мы рассмотрели как болезнь, травма и операция выявляют комплекс смерти и могут усилить его. Теперь мы можем исследовать ту роль, которую комплекс играет в обуславливании эмоциональных и психофизиологических нарушений в детстве и подростковом периоде. Я приведу цитаты, чтобы продемонстрировать широкий диапазон этих расстройств и значительность фактора материнской разрушительности в их патогенезе.
Spitz (300) предлагает этиологическую классификацию психогенных заболеваний в младенчестве, основанную на материнско-детских взаимоотношениях. Вариантов всего два: 1) негармоничность типов семейного воспитания, способствующие «психотическим» заболеваниям; 2) недостаточность материнской заботы, ведущая к заболеваниям, вызванным «эмоциональным дефицитом». Несоответствующие материнские установки коррелируют с определенными расстройствами: открытое отвержение вызывает кому у новорожденных, тревожное попустительское отношение вызывает колики, враждебность под прикрытием тревоги вызывает нейродермиты, резкий переход от потакания к агрессивной враждебности вызывает гиперактивность, циклические перепады настроения вызывают расстройства стула, и сознательно компенсируемая враждебность служит причиной агрессивной гипертимии. Что касается болезней дефицита, то частичная депривация ведет к депрессии, а полная депривация – к общему истощению организма. Cramer (301) обнаруживает корреляцию невротических образований у детей с наиболее часто встречающимися отклонениями в установках и поведении матери, такими, как открытое отвержение, жестокость, нетерпеливость, пренебрежительное отношение, чересчур строгая приверженность режиму или, наоборот, полный отказ от него. Проявление у ребенка симптомов и напряжения ослабляется, когда за ним ухаживает нейтральное лицо, заменяющее мать, но усиливается, когда им снова начинает заниматься мать. Все неврозы на раннем этапе первых трех лет жизни (вращение головой, раскачивание, отказ от пищи, рвота, расстройства сна) и на более поздней стадии (запоры, гиперактивность, ревность, агрессия, недержание) ассоциируются с материнскими установками и практическими действиями.
Было обнаружено, что психосоматические заболевания в детстве также связаны с качеством материнской заботы. Gerard (302) уверен, что в основе телесных расстройств лежат те эмоции, которые возникают в первые месяцы жизни как реакция на определенные параметры среды. Эмоциональная травма вызывает реальное физическое страдание, а локализация может привести к более поздним психосоматическим расстройствам. Симптомы отражают ранний соматический локус эмоций или могут представлять ухудшение хронических состояний, установившихся еще в детстве. Во всех случаях, изученных Gerard, была общая черта: матери демонстрировали выраженный нарциссизм и отсутствие интереса к ребенку, за исключением тех ситуаций, где интерес проявлялся для того, чтобы показать свою замечательность. Большинство из них были отвергающими и жестокими. Все обследованные дети в раннем возрасте не имели надлежащего удовлетворения потребностей. Матери пациентов с язвенными коликами были не любящими, фригидными и очень честолюбивыми. Наибольшей неустойчивостью настроения обладали матери пациентов с заболеваниями органов брюшной полости и кишечника. Все эти дети подвергались еще большим страданиям из-за того, что их били, шлепали и оскорбляли. У пациентов с астмой были требовательные, суровые матери, которые проявляли раздражение в ответ на плач ребенка. У пациентов с экземой матери были пугливыми и возбужденными, редко бравшими своих детей на руки.
Mohr и др. (303) поддерживают мнение о том, что психосоматические заболевания детей связаны с неадекватной материнской заботой на первом году жизни. Sperling (304) сообщает, что во всех изученных им случаях у матери было подсознательное желание видеть ребенка беспомощным и зависимым. Мать и ребенок составляют психологический союз, и ребенок реагирует на подсознательное желание матери подсознательной покорностью. Ребенок как будто бы получает команду заболеть, что в реальности означает команду оставаться зависимым и беспомощным. Green и Solnit (305) приводят описание «синдрома уязвимого ребенка»,
Симптомы ребенка могут также представлять собой эквивалент эмоциональной депрессии. Клиническая картина состоит в том, что ребенок страдает от недомогания, в первую очередь влияющего на его аппетит и сон, а его апатичность и плохое настроение могут выглядеть как последствия плохого физического состояния, вызванного неизвестной болезнью. Согласно Sperling (306), отсутствие материнской любви играет особую роль в происхождении этой реакции. В подобной обстановке определенные переживания, которые дети ассимилируют, приобретают преувеличенное травмирующее значение; любая ситуация, которая для ребенка символизирует потерю объекта любви, может способствовать развитию депрессии. Cohen и др (307) также обсуждают происхождение депрессии как реакции младенца на эмоциональную атмосферу. В атмосфере тепла и заботы он расцветает, но в обстановке тревоги и холодности у него развиваются нарушения пищеварения, различные напряженные состояния, он становится депрессивным и даже может умереть от общего истощения организма. Bloch (308) видит причину появления невротической депрессии не только в отсутствии заботы, но и в желании родителя убить своего ребенка. Хотя это желание не часто выражается открыто, ребенок впитывает его, воспринимает чувства родителя и приходит к заключению, что он не заслуживает ни любви, ни того, чтобы оставаться в живых. Для того, чтобы спрятать понимание убийственных желаний родителя, ребенок может развить у себя структуру личности, которая поддерживает иллюзию, что родители на самом деле его любят. Хотя Bloch говорит о родителях, из случаев, описанных им, становится очевидным, что источником угрозы детоубийства служит мать.
Sperling (309) приписывает развитие невроза у ребенка идее матери как всемогущего и наказывающего существа, чьи желания должны выполняться. Садизм и нарциссизм матери вызывают появление того же вида покорности, что возникает под гипнозом, хотя для этого не используются вербальные средства сообщения. Невротичное и странное поведение представляет собой ответ на подсознательное желание матери, чтобы ребенок действовал именно так. Pirson уверен, что все, что мешает ребенку в удовлетворении его эмоциональных потребностей, усиливает его страхи и вызывает нервные заболевания. Такими факторами, помимо несчастий, являются враждебное отношение со стороны родителей и подверженность преждевременной и интенсивной сексуальной стимуляции. Основными страхами, которые возникают у ребенка, являются не только страх потери любви или страх быть покинутым, но и страх перед физическим увечьем. Элемент насилия в значительной степени представлен в обсессионных и компульсивных состояниях. Miller (311) обнаруживает в этих состояниях, навязчивые страхи использования опасных предметов, мысли об опасных событиях, обсессивные идеи о том, что чьи-то мысли могут навлечь на других несчастья и приписывание опасных сил определенным объектам.
Важность материнской разрушительности как этиологического фактора в возникновении психозов в детстве до такой степени произвело впечатление на некоторых исследователей, что появился термин шизофреногенные матери. Despert (312) констатирует, что всех матерей детей, страдающих шизофренией, литература описывает как обсессивных, сверхтревожных, холодных и сдерживающих сексуальное удовлетворение. В ее собственных наблюдениях полное отвержение ребенка является весьма заметным фактором. Нельзя читать протоколы тестов и ответы на вопросы детей, находящихся на грани психоза, не почувствовав всю опустошающую тревогу этих детей и их вызывающие жалость усилия зацепиться за реальность пред лицом угрозы насилия. Человек, которому так угрожают, отступает на более безопасные позиции и использует наказывающие методы защиты. Он не смеет поддерживать более высокие формы объективных взаимоотношений. Угроза перед уничтожением оживает вследствие опасных ситуаций в повседневной жизни и вызывает вспышки агрессии, наиболее отчетливо проявляемые детьми, больных шизофренией. Kaufman (314) обнаруживает, что во всех подгруппах детей с шизофренией наблюдается центральная тревога, состоящая из страха перед уничтожением и аффективных расстройств, проявляемых в торможении или вспышках ярости. Searles (315) также уверен, что страх смерти является источником тревоги, от которой ребенок защищается, но, хотя он говорит, что психоз можно считать результатом извращенных переживаний раннего детства и младенчества, он приписывает страх самому факту смертности, а не угрозе, которая предшествует по времени появлению знания о естественной смерти [23] .
23
В своих ранних работах Searles приводит определение шизофрении как результата патологического симбиоза с матерью и даже предполагает, что человек становится шизофреником отчасти из-за того, что человек, имеющий чрезвычайно большое значение в его воспитании, сводит его с ума.
Сейчас признано, что многие случаи психической ненормальности происходят не из-за какой-то особой безличной причины, а являются результатом отсутствия материнского питающего воздействия или патологических взаимоотношений с матерью. Tarjan (316) выражает первую точку зрения, когда говорит, что «правильная и последовательная стимуляция в теплом и терпимым окружением» необходима для полной реализации того, что заложено биологически, и все силы, влияющие на развитие эго, также влияют на интеллектуальное развитие. Некоторыми из описанных механизмов патологических взаимоотношений являются: боязнь утраты собственной идентичности (317), участие в сексуальной жизни родителей (318) и демонстрация кастрации с целью избежать страха перед ней (318). Из собственного опыта могу сделать заключение, что чаще всего задержку умственного развития ребенка можно объяснить его защитой, направленной на враждебную мать, и ее наказанием. Мы подошли к пониманию того, что подростковая делинквентность (исключая социологический тип) есть продукт поведения родителей. Она может выглядеть как подражание агрессивным или антиобщественным действиям или, что происходит чаще, ее провоцирует один из родителей, таким косвенным образом удовлетворяя собственные запретные импульсы. Я уверен, что глубинным родительским мотивом, наиболее отчетливо проявляющимся в случае с сексуально распущенной девочкой и ее матерью, является враждебность по отношению к ребенку. Давая описание происхождения антиобщественного характера, Berman (320) делает упор на события, которые произошли, когда ребенку было около года, и следствием которых было развитие «абсолютной ненависти» к матери. Johnson (321), которая первая пришла к пониманию родительского поощрения делинквентности, говорит об удовлетворении родительских деструктивных желаний; мы встречаем таких родителей, – говорит она, чья разрушительность настолько велика, что они не могут быть удовлетворены до тех пор, пока их ребенок не попадет в исправительную школу или тюрьму.