Мать Вода и Чёрный Владыка
Шрифт:
Что осталось сейчас? Один хруст и остался, как от раздавленной ракушки, вместе с осколками, вонзившимися в её, утратившую чувствительность, искусственно анестезированную сердцевину, будто от неё отделившуюся. Вот этим она себя и ощущала, не ведая, как себя собрать воедино и опять стать целостным существом.
Да ведь надо было включаться в работу. А это полёты фантазии, которую губят низшие стихии, и надо как-то преодолеть паралич крыльев, чтобы улететь туда, где она и собирала образы своих будущих коллекций. Куда иначе ей деваться? В столице нет ничего, никого. Всё, что осталось от прошлых сокровищ, ушло на реализацию её затей. Те деньги, что скопились, как и подачки Рудольфа, неприкосновенный запас! Он необходим как ограда, защита от того пугающего провала, чем представлялось будущее. Да и хотелось ли ей всё тут оставить? Рассудок единственный бодрствовал в ней — ну, уж нет! Она за всё расплатилась! А гордость аристократки, бабушкины заповеди, да как их и пристегнуть к такой-то жизни! Только-только привыкнув к яркому
У столицы было чётко выраженное лицо, вернее, лица. Это жаба, выползшая из отвратительной прошлой грязи, в чьём салоне она шила, не разгибаясь, и которая воровала её идеи и творческие образы, её труд. Это Чапос, опасный и таящий в глубоких глазищах, в мерцании пристальных зрачков, свои непонятные замыслы в отношении неё. Это — наглая Азира, грациозно порхающая по «домам яств» и роскошным лавкам, обманывая не сведущих, откуда она, какие чавкающие пороком притоны были её золотоносными жилами. О том, что Азиры уже не существует, Нэя не знала.
Конечно, там осталась добрая, но ненадёжная и бестолковая Ифиса. Живёт и нищий, чуточку подпорченный, но, несомненно, о ней не забывший Реги-Мон, мечтательный, как и все творческие люди, но и одновременно любитель поживиться за счёт состоятельных женщин. Ей пришлось признать, столица была кошмаром, который не мог вернуться в её жизнь. И как забыть утренние посиделки с Антоном? Под трепыханием красивого тента, среди цветников, над которыми радугой мерцает прохладная россыпь брызг из ближайшего фонтана-бассейна. На ажурном столике драгоценные дорогие чашечки из маминой ещё коллекции, из старой их жизни, в них горячим и прозрачным золотом волшебные напитки из цветов, сохраненных и бабушкой, а теперь и ею. Они, высушенные, хранились в плотных особых мешочках, которые были украшены вышивкой, созданной бабушкиными руками. Они хранили не только свой вкус и силу, но и бабушкины заговоры на счастье, в своей долгоживущей растительной ароматной памяти — энергии светила, так учила её Ласкира.
Вспомнился и запах Антона, от которого у неё тогда кружилась голова. Но так было лишь до того момента, когда сладкие воды колдовского колодца, затянули в себя уже окончательно. Теперь-то уж и не всплыть, вольного воздуха не глотнуть — метаболизм души, что называется, изменился необратимо. Нэю сжал всеохватный стыд за себя, за свои мечты, с которыми она направилась в подземный город, где вместе с любовью к Рудольфу Чёрный Владыка конфисковал и её расположенность к Антону. То, что Чёрный Владыка никогда не явился бы сам по себе, если бы не эликсир из флакончика Ласкиры, то есть её собственная оплошность, она не думала совсем. Виновником был назначен Рудольф. И точка. За всё. За прошлое, за вчерашнее, а в будущее и вовсе заглядывать не хотелось.
Эля приносила ей еду и молчаливо уносила подносы с посудой. Ни о чём не спрашивала. Сочувствовала, но, может быть, и радовалась тому, что подобная участь миновала её. Нэя пока не находила сил в себе, чтобы обедать вместе со всеми, как и было заведено.
— Только что вернулась из столицы, — сказала Эля в один из дней, — Встретила Чапоса.
Потеря такой работницы, как ловкая и неутомимая Эля в провинциальной усадьбе несла для него убытки. Приходилось платить наёмной работнице для работы в доме чуть больше за двойную нагрузку. А трат у него в связи с аппетитами Азиры всегда немало. Всё, что зарабатывала танцорка, она же и проживала, прихватывая и его ресурсы. Но всё это он поведал Эле не как главное. Главное таилось в том, от чего он заметно потемнел своим лицом. Пропала сама Азира. И судя по опрокинутому виду бывшего мужа, что-то там было неладно-загадочным самой Эле. Либо лгал он, что Азира его разоряет, а на самом деле она также один из источников его доходов, пусть и не существенный. Но Чапос ничем не брезговал, всё, до чего дотягивался, тянул в свои бездонные тайники. Либо он чего-то боится. Любить такой человек не способен в принципе, считала Эля, по природе своей. У Эли имелась целая теория, выстраданная на собственном опыте, что природа ставит свои особые клейма, как на качественную продукцию, так и на свой брак. Женщине важно лишь этот тайный стигмат увидеть особым мистическим зрением, женской своей интуицией.
— Что есть этот твой стигмат? Какое-то специфическое уродство? Изъян?
— Не обязательно. Интуиция это мгновенное схватывание сути, возникшего перед тобой мужчины. Или ты считаешь, что внешнее совершенство есть показатель полного набора всех превосходных качеств в мужчине?
— В отличие от тебя, я не имею столь богатого опыта в познании мужской природы, — Нэя хваталась за любые посторонние ей сведения, чтобы уйти как можно дальше во всё внешнее и сугубо реальное от своей внутренней кошмарной бездны. От того, чем стала прежняя, аккуратная маленькая и похожая на ухоженную клумбу её личная гармония, которую она мнила вселенской. Но развеянная в ничто не уродом каким с клеймом зримого брака, а именно что образцом мужского совершенства по виду. Упоминание Азиры затронуло Нэю резко и сильно в связи с её появлением в болезненном бреду в отсеке Рудольфа. Дрогнул и вскрикнул некий обнажённый нерв, вырванный
Азира вытащила у судьбы счастливый билет, когда преследовала маленькую, всю в бантиках и вышивках румянолицую Нэю своей детской завистью замарашки из затхлого барака. Она считала Нэю жительницей белых облаков, спустившейся в их общий дворик, где играли дети двух не совсем и тождественных, но одинаково бедных мирков. Тогда-то и обратила на неё внимание бабушка Нэи, заметив изящное сложение и красоту лица хулиганки. Она и пристроила Азиру в школу танцев к своей бывшей подруге юности. А какая юность была у бабушки, Нэя не знала и уже не узнает никогда. Никто не сможет ей рассказать. Школа была закрытая и с перспективой на устройство талантливых и не очень, но красивых девочек. Кому как повезёт, кто чем уцепится за зазубрины колеса фортуны. Где-то Азира познакомилась и с Гелией. Это произошло уже после бегства Нэи вместе с Тон-Атом. Но счастливый билет Азиры оказался фальшивым. И бабушкиной вины в этом не было, как и самой бабушки уже не было в то время в столице — она жила вместе с Нэей и её старым мужем в загадочной стране за океаном. Но это теперь Нэя догадывалась, что была та, похожая на опал по переливам своих цветов, горная страна заокеанской. И то, как очутилась она там, Нэя не имела в своей памяти сведений, — память заколдовал Тон-Ат.
Редкая внешность Азиры и стала её приговором. Гелия познакомила их с умыслом, давно наметив Азиру на исполнение того, чем не терпела заниматься сама. Но подвела недалёкую танцорку к этому очень тонко, постоянно намекая, какие возможности открывает любой девушке сближение с Рудольфом, капризным и своенравным, но щедрым и сильным. И у Азиры загорелись глаза, и сумочка, пристроченная к позолоченному пояску, расшитая мерцающими бусинами, вдруг отяжелела в её мысленном представлении от денег, которые наполнят вечно пустующий объём. А как дорога и необходима станет она Чапосу, возлюбленному по неординарному характеру, а не по лицу, как это бывает у дурочек. Но Азира не смогла удержать Рудольфа надолго, как ни привлекла его вначале, охватив ласковым профессиональным кокетством, а также природным, сквозившим во всех движениях темпераментом, когда они ужинали в «Ночной лиане». В тёплом мерцании огоньков, рассыпанных в ветвях лиан, сияя глазами, она не казалась тусклой даже в сравнении с Гелией, уже больной и бледной тогда. Она оказалась вторым исключением из правил его устоявшейся жизни в Паралее, кому он позволил войти в хрустальную башню. Ей удалось погрузить его в забытый туман сексуальных полётов. Любви к ней так и не возникло, но влечение было сильным. Она не сразу начала отвращать его грубой жадностью, — она и не была жадна, наглела по наущению Чапоса, жестоко её шантажирующего, заставляющего клянчить за всё деньги. Именно Чапос и был злым демоном в жизни Азиры. Он накачивал её растительным наркотическим дурманом для полной утраты стыда, ради приобретения сверхъестественной бодрости. Не только для Рудольфа, но и прочих желающих. Желающих было много, но одурманенная Азира была активна как вечный двигатель. Чапос же набивал и набивал, без усталости тоже, свои тайники. Это можно было и снести, если кратковременно. Но ум, в котором и так был недостаток здравого смысла, но тело, имеющее свой предел даже в юности, уже не выдерживали нагрузок. Её неадекватность мало волновала Рудольфа, как и её неприятные личные черты, главным было её искусство давать забвение и телесную радость.
Всё прекратилось, когда Азира попалась на изменах, вынуждаемая на них Чапосом, обещающим ей посещение Храма Надмирного Света, чтобы зажечь там зелёный огонь на семейном алтаре. Башня — надстройка над жилым отсеком — сакральный храм любви была осквернена проституткой. Рудольф забросил пирамиду, вытолкав оттуда Азиру и перестав появляться там сам. Пирамида зарастала пылью. В подземном же отсеке Азира оказалась лишь по той самой неожиданной для обеих сторон ситуации, когда забеременела. Тогда же и проявились у неё симптомы расстройства психики. Кто тому поспособствовал, — спящие до времени мутации организма или кто-то из пользователей грубо пихнул её, и она ударилась головой, в которой и повредилась хрупкая взаимосвязь её нейронов, возник роковой разрыв или путаница в этой загадочной живой и разумной сети, узнать о том никто и не стремился. Доктор Франк? Он отмахнулся, сказав, что не может взвалить на себя такую нагрузку, отняв время у своих подопечных из подземного города. А с душевным разладом в подземном городе находиться было невозможно, и доктор порой не спал-не ел, что называется, исцеляя тех, кто и был ему поручен, в случае возникающих порой неполадок, особыми структурами Земли.
— У меня тут не дурдом! — заорал он в лицо Рудольфу, ненавидя его самой свирепой из возможных для него степеней ненависти. Может быть, а скорее всего обязательно, он потом принялся бы за лечение свихнувшейся троллихи, но Гелия быстренько нашла уникального психиатра. Тогда Рудольф и понятия не имел, что утончённый человек с пронзительным взглядом ярких не по-стариковски глаз был Тон-Ат — муж Нэи. Тон-Ат стал лечить Азиру. Она оказалась ко всему прочему беременной. Генетический анализ, сделанный по просьбе Рудольфа доктором Франком в подземном городе, показал, что Азира носила плод от их совместных с Рудольфом утех, поэтому он и проявил заботу о её зашибленной голове. Зашибленной, как считал сам Рудольф, не им, а этим миром. И задолго до появления Рудольфа в жизни Азиры это случилось.