Мать Вода и Чёрный Владыка

Кольцова Лариса

— Уходи! — заорал Рудольф, свирепея. — Тебе не объяснишь. Ты не знаешь этот мир. Он другой, чем наш. Понятно? Иди! Проваливай! Или хочешь на штрафное дежурство в отдалённый пункт слежения отбиваться от тучи крыланов и вычищать их дерьмо, когда они нагадят тебе за шиворот и на голову?

Артур ушёл, так злобно и демонстративно грохнув ногой в панель входа, что показалось, будто в отсеке затряслись и другие стены. Артур позволял себе тут многое в отношении него, потому что был сыном Лоры. Ни вслух, ни про себя Рудольф никогда не произносил «мой сын», только «сын Лоры». Почему? Он не знал. Он не чувствовал в мальчике ничего родного, ничего близкого себе. Чужой красивый мальчик,

отчасти похожий на свою мать, но ни единой своей черты он в сыне не замечал. При взгляде на его прямой и широкий разворот плеч, тонкий стан, длинные ноги, даже восхищаясь невольно, что он и ростом уже превзошёл его, Рудольф, зная, что Артур ему родной по крови, не ощущал к нему отцовской любви. Почему? Это уже невозможно было изменить, как и полюбить в своё время его мать. Навязавшую себя девушку с мнимо глубокими глазами праведницы. Но перепрыгнувшей из постели Александра Ивановича, влюблённого в неё философа, этакого Диогена в чисто условной бочке, давшего обещание ради неё отречься от своего условно-бочкового отшельничества, в объятия едва знакомого курсанта Академии ГРОЗ. Без всякого сколь-нибудь пристойного временного отрезка, — буквально тотчас же, как только будущий космодесантник дал ей намёк, что не против развлечься.

То, чему с его стороны названия дано не было ни тогда, ни теперь, она объявила взаимной любовью до конца их жизненного и обязательно совместного пути, скрепив союз рождением сына. И сын, которого отец не воспитывал, взросления которого не видел, в отцовской любви уже и не нуждался. Артура он вызвал к себе на стажировку сам. Артур всегда смотрел исподлобья на него, а на всех прочих открыто и чисто. У Артура было сложное к нему отношение. Не простил нелюбимого и нелюбящего отца, втайне страдая и ожидая отчего-то всеохватной отцовской любви.

Забыть нельзя помнить

Нэя пришла в свою жилую часть кристалла, стащила опостылевшее платье и свалилась на постель, в те самые подушечки, где была так счастлива. Ведь Чёрный Владыка обо всём знал, смеялся над её подушечками, издевался над теми ночами…

Была неясна граница между душой и физикой тела, и где одно перетекало в другое? Но болело всё, везде, и даже за пределами тела разливалась тягучая мука. Бабушкин эликсир оказался, действительно, опасной штучкой, и передозировка из-за нервической спешки давала о себе знать. Прикосновение к любому предмету сейчас было непереносимо для кожи, для рук, для глаз.

С чего начинать завтрашний день? От загадочных препаратов, данных уже Рудольфом, она проваливалась в сон.

Рудольф, увлечённый игрой с Кристаллом, даже не подозревал о том, что его живая игрушка подвела себя к тому, что могло привести и к гибели — к остановке сердца. А вот мальчик Артур как-то понял именно это. Решая, стоит ли самому пойти к Франку, он, давя свою стыдливость, рассказал обо всём только Олегу. И попросил его пойти в сиреневый кристалл, чтобы разведать саму ситуацию, а в случае осложнений срочно обратиться к доктору Франку. Олег иногда и бродил прогуляться по цветущим зарослям, а также издали поглазеть на девчонок из «Мечты».

Олег угрюмо промолчал, но покорно пошёл на вылазку. Он без труда нашёл Элю, ту самую привлекательную озорницу, далеко не юную девушку, но ладную и душистую, как бы и обещающую невнятными уловками и жестами некий нехитрый сюрприз, что безошибочно чует всякий, кто устремлён к тому же. Он сунул в руки Эли туфельки хозяйки, переданные Артуром. — Ваша красавица забыла тут… — произнёс он не без смущения.

— Где? У тебя что ли? — развлекалась над ним Эля, отлично зная, откуда именно вернулась Нэя.

— Почему у меня? —

искренне и чисто удивился он. — Где-то потеряла вот, а Артур нашёл. Туфельки-то что? Главное, голову не потерять…

— Ей такое не грозит, — ответила Эля. — Воспитание аристократическое, знаешь ли, штука такая. Их с детства обучают держать под контролем все свои эмоции. Хотя она бывшая аристократка, а я учёной дамой стану лишь в будущем, в настоящем-то мы обе равнозначные ничто.

— Как это ничто? — не понял Олег, глядя на Элю неприязненно.

— Пока некто не придаст мне или ей некую приставку к имени, что и произойдёт после посещения Храма Надмирного Света, мы в глазах всего общества — ничто. Рабочие единицы без зримых перспектив на возведение в более значимую степень. Надежда, конечно, есть всегда… — тут Эля взяла его за руку, — О! Какая у вас могучая рука, любезный юноша! Для понимающей женщины такая рука говорит о многом… Это не рука простого работяги. Но и не рука изнеженного аристократа или презирающего грубые физические усилия бюрократа. Вы точно интеллектуал, но какого-то особого свойства, что ли… Сознайтесь, кем вы работаете в «Зеркальном Лабиринте»?

— Я там не работаю, — честно ответил Олег. — Я лишь иногда там бываю… по всяким разным делам.

— А где вы живёте?

— Где-то тут, — ответил Олег.

— Понятно. Думаете, я напрашиваюсь к вам в гости? Нет. В гости, как правило, зазывают меня, а уж я решаю, стоит ли оно, хождение по гостям, тех последствий, которые могут и возникнуть вдруг…

— Намёк-то на что? — грубо спросил Олег.

— Вы военный? — спросила Эля.

— С чего бы? — он вперился в её лицо с каким-то мальчишеским удивлением.

— Ну… Выправка ваша, осанка особая, да и сильный вы не по годам. Тут много переодетых в обычную одежду военных. Много тех, кто о себе ничего не желают рассказывать. Особый город. Я слышала, тут существуют и подземные лаборатории, и цеха, и ещё какие-то экспериментальные площадки. Да это и не тайна, не считая того, что доступ туда не всякому открыт. А поскольку вы простой парень, да и я женщина простая, чего же нам и не поболтать на досуге, двум простым людям.

— На простую ты не похожа, — брякнул Олег.

— Догадливый, — обворожительно улыбнулась Эля. — Я не простая, угадал. Если только по происхождению своему, а так-то жизнь у меня была уж точно непростой.

— Какая такая длительная жизнь могла и быть у тебя, если ты выглядишь как та, кто ещё вчера играла в игрушки.

— Игрушки тоже разными бывают, догадливый юноша. Вроде тех, в которые ты до сих пор играешь.

— Чего-о? — протянул он.

— Имею в виду оружие. Чего непонятно? Людей убивал?

— Нет! — ответил он резко.

— Не бывает таких военных, чтобы они не убивали.

— Кто тебе сказал, что я здешний военный? Это твои домыслы.

— Домыслы? Если ты здесь живёшь, то значит здешний. Хотя… у военных глаза жестокие, даже когда они смеются. И руки чёрствые. А ты такой… не смеёшься, а глубинно-нежный, хотя и грустный. А вот руки… — она опять схватилась за его руку, — необыкновенные у тебя руки! Меня такие руки никогда не обнимали… У тебя есть избранница?

— К чему она мне? — Олег мягко освободил свою руку из хваткой ладошки этой заманчивой, но ненужной ему женщины. Она лишь вносила чисто визуальное развлечение в его праздный час наряду с прочими безымянными девушками. Потому его поведение также было не совсем внятным для Эли. Но он преодолел собственную неловкость и почти властно допросил её о хозяйке. Что с тою случилось? Как она себя чувствует? Но соблюдая предельный такт и дистанцию между собой и Элей, которую близко не знал.