Материнские хроники
Шрифт:
Правда, то ли он переволновался, то ли перестраховался, но так сильно надавил на живот, что малыш буквально вылетел наружу. Сначала я услышала испуганный возглас акушерки: «Уф, поймала!», после его вопрос: «Ты меня видишь?» и только потом радостное: «Мальчик! Час-ноль-пять!»
Без лишних вопросов мне положили сына на грудь, и он мертвой хваткой вцепился в сосок. И вот если бы я сама своими глазами не видела его в тот момент, то вполне могла бы предположить, что мне подсунули чужого младенца. Все девчонки
Было так жалко с ним расставаться, но мне обещали его принести еще раз после окончания всех необходимых процедур. Удивительно, но меня совершенно не трясло. Может все дело было в раннем прикладывании?
Не помню, как перелегла обратно на кровать в родовой, но помню минуты неописуемого блаженства, когда мне принесли маленький сверточек и сынок снова цепко взял грудь. Через полчаса медсестра пришла его забрать, а я чуть не со слезами стала умолять его оставить, словно у меня забирали его навсегда.
Наутро пришла неонатолог. Осматривает сына и вдруг говорит:
– А я думала, вы тогда пошутили.
– Не поняла, – отвечаю.
– Ну когда вы дочку рожали, я спросила, придете ли за сыном, и вы мне сказали, что непременно.
– Вы меня, наверное, с кем-то путаете, я очень давно рожала.
– Да, давненько. А лежали вы в этой же палате, только вот на той кровати у окна.
И в эту же минуту я вспоминаю, что да, действительно лежала в этой же палате у окна, и действительно на родовом столе бодро обещала прийти за сыном. Но как?! Ка это можно было запомнить?! Я даже лица врача не помню, при том, что она у меня единственная, а таких как я за эти годы у нее была не одна сотня.
На мои охи и ахи врач только улыбнулась и пожала плечами:
– Просто помню и все. И рада, что вы сдержали обещание.
Выписали нас домой вовремя, но с проблемой – кефалогематомой, которая возникла из-за стремительных родов. Из-за нее сын практически не спал ни днем не ночью. Я только спустя годы узнала, что малышей с такой проблемой нельзя укачивать. Но что я делала, когда сын начинал плакать? Разумеется, качала, из-за чего малыш «расходился» еще больше, а я никак не могла понять причину его надрывного крика.
К тому же первые полтора месяца его жизни совпали с нашим очередным переездом. Осенью дети должны были пойти уже в новую школу и мне надо было успеть собрать все вещи к сроку. Как я тогда не тронулась умом, упаковывая бесчисленные коробки на фоне бессонных ночей, – не понимаю. Кричал сын, кричала я, кричали дети. Вообще, кажется, что в то время кричали все вокруг.
Переезд принес бытовое облегчение. Я радовалась теплому туалету и воде из крана, пусть даже по часам.
Несмотря на то, что в скором времени мы решили все медицинские проблемы, я по-прежнему периодически спала полулежа-полусидя с сыном на груди, потому что успокаивался он только в таком положении.
Мы пошли в новый храм, который занимал небольшое помещение в общежитии и был устроен более чем скромно. Мне там решительно ничего не нравилось, начиная от убранства и заканчивая священником. Но главной проблемой был сын. Стоило мне подойти к дверям, как он просыпался и принимался что есть мочи орать. Все прихожане уже посмеивались: «Услышали крик – значит Герасевичи пришли». Коля плакал почти все время, поэтому мы быстро подходили к помазанию или ко причастию и сразу покидали храм.
И вот как-то священник остановил меня и спросил, почему я не причащаюсь. И я ему вывалила сразу все: и про недосып, и про невозможность поститься и про то, что я не то, что каноны, а даже и утренние и вечерние молитвы не могу вычитать. Но была еще одна причина, которая может показаться смешной, но меня здорово сдерживала. Дело в том, что в храме было настолько тесно, что исповедь проходила чуть не вплотную к остальным прихожанам. Для моей гордой и мнительной натуры это было невыносимо.
Батюшка улыбнулся и сказал, что когда хор поет или кто-то читает, то даже близко стоящим людям ничего не разобрать, так что я могу не смущаться и приходить на исповедь. И я пришла. И увидела в батюшке такую простоту и любовь к людям, что от всего сердца попросила у него прощения за свою заносчивость. Именно тогда я впервые ощутила Бога не как Карающего Владыку, а как Любящего Отца.
На следующий день я причастилась и с того момента крики сына в храме прекратились раз и навсегда. И спать он стал, как и все дети, лежа в кровати, а не на мне. Нет, были и беспокойные ночи, но то, что я огребла за первые полгода больше не повторялось.
После переезда в отдаленный район я оказалась в социальном вакууме. Разумеется, я не была затворницей и раза три-четыре в год у нас бывали друзья (на праздники), но ходить в гости к многодетным или, еще того хуже, принимать их у себя - это не для слабаков. Особенно когда живешь на краю географии. Поэтому помимо семьи мои контакты ограничивались редкими беседами по телефону с парой подруг и кратким общением с несколькими прихожанками после службы. Да, мои потребности в коммуникации невелики, но даже мне этого было катастрофически мало.
Конец ознакомительного фрагмента.