Матушкин день, или В поисках утраченного прошлого
Шрифт:
Любовь матери – это единственная любовь, от которой нельзя ждать измены. Нет ничего святее и бескорыстнее любви Матери; всякая привязанность, всякая любовь, всякая страсть - или слаба, или своекорыстна в сравнении с нею.
В.Г. Белинский
Пролог
Ленинград, 1 декабря 1934 г. Большой Дом.
– Шехтель! На
"Господи, неужели опять? Я снова расскажу ему то же самое, и он снова будет меня бить! А может, это сон?"
– Чего разлегся, жид!
– это Ермоленко, "шестерка", пинает его ногой. Какой же отвратительный человек…
– Не слышишь, начальник за тобой прислал!
– ухмыляется уголовник.
– На допрос его?
Это он уже спрашивает конвойного. Уважительно спрашивает, вроде бы даже кланяется.
– Не твое дело, урод!
– бросает конвойный.
– Поторопи-ка Шехтеля! А то устроим вам…
Что тот хочет устроить, так и остается неизвестным. Понятно только, что ничего хорошего. Что хорошего может быть в этом жутком доме…
– Я!
– отзывается Шехтель.
– Я сейчас…
Всё болит! Болит левая рука… Очень болит! Вчера Смирнов встал на нее, требуя подписать протокол, не читая. И ребра… Это уже давно, с неделю назад. Кажется, какое-то из них сломано. А может, и не одно…
Щурясь от яркого света, Шехтель подошел к конвойному. Руки у заключенного сложены за спиной, как и всегда. Даже и представить невозможно, что когда-то могло быть как-то иначе…
– Лицом к стене!
– это сержант закрывает дверь. За ней кто-то смеется. Что ж, они могут пока и посмеяться. Сегодня снова не повезло ему.
– Вперед!
Идти очень тяжело. Но он торопится! Не хочется злить конвойного, вдруг он человек Смирнова. Если пожалуется, тот рассвирепеет. И тогда…
А может, так и надо? Чтобы это всё кончилось поскорее? А то все его бьют, и следователь, и эти уголовники, в камере. А так…
– Стоять! Лицом к стене!
Первая решетка. Таких ещё три.
А ведь сейчас мне лучше всего, подумал он. Пока мы идем, меня никто не бьет…
– Вперёд!..
– Лицом к стене!..
– Вперёд!..
– Лицом к стене! Разрешите, товарищ лейтенант?
Как, уже пришли? Как же быстро…
– Подозреваемый Шехтель по вашему приказанию…
– Да, заводи!
Так, а это же не Смирнов! Кто-то новый… Смирнов ведь вроде бы старший лейтенант…
– Присаживайтесь, Менахем Шмульевич! Свободен!
– это он уже конвойному.
– А я ваш новый следователь!
– "Господи, неужели Ты услышал меня?" - Фамилия моя Моисеев, Лев Лазаревич! Лейтенант госбезопасности, Секретно-Политический отдел!
Не может быть! Из наших! И голос какой приятный! Наверное, он откуда-нибудь с юга, с Одессы…
– А гражданин Смирнов?
– зачем-то спросил Шехтель.
– Соскучились?
– улыбается лейтенант.
–
Слезы хлынули из глаз. Господи, спасибо Тебе!
– Что с вами? Вот, выпейте воды! Или может, хотите закурить?
– Спасибо… - "Какая вкусная вода!" - Я не курю…
– Да?
– следователь удивлен.
– Ну, а я, с вашего позволения, закурю. Не возражаете?
Шехтель ущипнул себя. Нет, этого определенно не может быть! Следователь спрашивает его разрешения!
– Конечно же!
– "А я не верил, что в НКВД есть порядочные люди!"
– Ну тогда, чтобы не терять времени, приступим! Я изучил материалы вашего дела, и, признаться, многого не понял. Поэтому начнем сначала.
Он раскрыл толстую папку.
– Итак, Шехтель, Менахем Шмульевич, 1890 года рождения, город Слоним Гродненской губернии, из рабочих, отец… мать… Ну это можно пропустить… Помощник сторожа Главной Хоральной Синагоги города Ленинграда с 1921 года… Член ВКП(б) с 1917… Исключен из рядов ВКП(б) в 1921… По собственному желанию? Тут нет ошибки?
– Нет, всё так. Просто была инструкция Обкома, что члены партии не могут работать в культовых учреждениях…
– И вы что же, сами вышли из партии только для того, чтобы работать сторожем в синагоге?
– Помощником сторожа. Меня туда больше никем не брали…
– А вам очень надо было именно туда, так?
– В общем, да…
– Ну ладно, мы к этому моменту ещё вернемся. У вас, я понимаю, были какие-то веские причины для такого, мягко говоря, странного поступка. Вы ведь всё мне расскажете?
"Господи, какой хороший человек! Он же совсем молодой, ему и тридцати нет. Волосы рыжеватые, зачесаны назад. Нос, правда, прямой, ну не у всех же евреев нос с горбинкой… Я всё расскажу!"
– В первую очередь, сами понимаете, меня больше всего интересует эпизод с китайцами… Так что расскажите ещё раз. И постарайтесь ничего не упустить! А Марина всё напечатает.
Надо же, в углу сидит машинистка! Смирнов всегда был один…
– Да, да! Летом 1920 года я служил комиссаром продотряда номер четыре Череповецкой губернии. Командиром продотряда был матрос Тюрин, Архип Осипович. Отряд состоял из китайских рабочих, которые плохо говорили по-русски. Приказы им передавали через Янь Вэня…
– Это тот, кого вы называли Ян Иванович?
– Да, мы так его звали. Поэтому можно сказать, что фактическим командиром отряда был именно он. Товарищ Тюрин давал команду Яну, тот переводил…
– А китайцы не спорили?
– Нет, очень исполнительные были китайцы! Даже чересчур…
– Поясните!
Шехтель замялся.
– Понимаете, время было такое… Голод в стране… Партия приказала изъять излишки хлеба у крестьян… А излишков особо не было. Приходилось применять силу…
– Подробнее!