Маугли из Космоса
Шрифт:
— Вынужден временно вас задержать, Михаил Васильевич.
От проницательного милицейского взгляда не укрылось, что учитель заметно напрягся, и Марьин кивнул добровольным помощникам, чтобы были наготове, но вмешательства дружинников не потребовалось. Пожав отягощенными тяжелым рюкзаком плечами физик резко повернул к зданию поселкового совета. Они прошли внутрь. Возле КПЗ участковый попросил снять рюкзак, зачитал постановление о временном задержании Скоробогатова Михаила Васильевича и слегка подтолкнул его к заранее отпертой двери камеры. Задержанный машинально переступил порог и даже не вздрогнул, когда обитая
Мысленно поздравив себя с тем, что обошлось без эксцессов, Марьин отпустил комсомольцев. Ему хотелось остаться наедине с собой и тщательно обдумать тот формальный допрос, который он был обязан учинить задержанному. Правда, сначала нужно было позвонить Болотникову. Дозвониться до следователя районной прокуратуры удалось далеко не сразу, а когда тот взял трубку, то, выслушав малопихтинского участкового, сдержанно ответил, что принял его сообщение к сведению. И ничего больше. А с другой стороны, что еще мог ответить следователь? Поблагодарить за службу? Было бы за что благодарить…
Никогда еще Марьину не приходилось иметь дело с таким нарушителем общественного порядка, каким несомненно являлся Михаил Васильевич. Раньше, когда старшему лейтенанту доводилось брать местного хулигана или пьяницу-дебошира, он снимал первичные показания и сдавал нарушителя с рук на руки сотрудникам районного УВД для дальнейших процессуальных действий. И горя не знал. Конечно, случалось, что задержанный оставался в малопихтинском КПЗ на сутки-двое, и тогда все заботы о нем ложились на плечи участкового. Кто же еще будет охранять нарушителя, кормить, поить, выносить, извиняюсь, парашу? Привлекать к этим малоприятным и малопочетным обязанностям добровольных помощников милиции Марьину не позволяла совесть.
Валериан Петрович страдал склонностью к излишней самокритике и в собственных неудачах никого, кроме себя, не винил, но как отнестись к своему участию в происходящих в последнее время в Малых Пихтах событиях, он не знал. С одной стороны, старший лейтенант не мог предвидеть, что в скромном таежном поселке рудокопов появится его давний знакомец по детдому Миша Скоробогатов. А с другой стороны, о его появлении участковый Марьин узнал несколько раньше, нежели Алевтина Казарова решилась показать своего сожителя милицейским властям. Знал, что в доме учительницы русского языка и литературы живет неизвестный, и не поинтересовался его личностью. Поделикатничал. Пожалел Алю, отца которой весьма уважал, не стал грубо вмешиваться в ее отношения с чужаком.
А потом как ни в чем не бывало принял заявление Скоробогатова об утрате паспорта и прикрылся этим заявлением, словно голый в бане — ушатом. Фактически переложил ответственность со своих плеч на плечи товарищей из райотдела, а у тех забот поболее, чем у поселкового милиционера. Не его ли, старшего лейтенанта Марьина, страусовая политика стала одной из причин совершения в окрестностях поселка четырех, прямо скажем, зверских убийств? Дальше — больше. Выслушав показания свидетеля Кузьмина и почувствовав неладное, он, участковый, не придумал ничего лучше, как учинить в доме Казаровой несанкционированный обыск, что было весьма серьезным нарушением. Конечно, обо всех своих служебных прегрешениях он доложил следователю прокуратуры Болотникову, то есть фактически
В глубине своей простой, чистой души Марьин понимал, что слегка перегибает палку. Уж чего-чего, а ответственности он не боится. И к инкриминируемым себе самому нарушениям его толкнули не трусость, не желание спрятаться за чужой спиной, а как раз таки гипертрофированное чувство ответственности. Однако должность участкового тем и отличается от других милицейских должностей, что служитель охраны местного правопорядка должен прежде всего думать не о соблюдении инструкций, а о людях, чью жизнь и спокойствие он поставлен охранять. Даже в ущерб собственной репутации у начальства.
Марьин встряхнул головой, чтобы отогнать печальные мысли, налил в стакан теплой воды из графина, поднялся, шагнул к стене. Остановился, устыдившись своего порыва: он хотел приложить ухо к выкрашенной казенной темно-синей краской панели, чтобы послушать, тихо ли в камере предварительного заключения. Таким и застала его нежданная посетительница — скособочившимся, с наклоненной к плечу головой. Правда, посетительница могла бы и постучать при входе в кабинет участкового милиционера. Нет же, ворвалась разъяренная, словно фурия. Застигнутый врасплох, Марьин с недостойной звания старшего лейтенанта поспешностью вернулся к столу, будто отгораживаясь им от раскрасневшейся от быстрого движения и гнева молодой женщины.
— Чем могу быть полезен, товарищ Казарова? — неласково осведомился он.
— Я хочу знать, за что вы, товарищ милиционер, задержали моего мужа!
Участковый вздохнул, жестом предложил посетительнице садиться и опустился на свой стул.
— Официально уведомляю вас, гражданка Казарова, — терпеливо проговорил он, — что гражданин Скоробогатов задержан для установления личности.
— Могу я узнать, как долго вы намерены его держать? — спросила она, нисколько не смущаясь холодным тоном старшего лейтенанта Марьина.
По инструкции участковый должен был ограничиться формальным ответом: назвать установленный законом срок — и все, но вместо этого он сказал:
— Алевтина Вадимовна, вам не хуже меня известно, что дело Михаила Васильевича очень непростое…
— Какое еще дело?! — удивилась она.
Валериан Петрович понял, что разговор этот следует прекратить, иначе он заведет их черт-те куда, но и грубо оборвать его он не мог.
— Алевтина Вадимовна, — сказал он примиряющим тоном. — Вы ставите меня в неловкое положение. Обсуждать с вами подробности дела я не имею права. Так что давайте прекратим спор вплоть до официального определения…
— Послушай, Валериан Петрович, — сказала Алевтина, перейдя на дружеский тон. — Отпусти ты Мишу хотя бы до понедельника… Ну зачем тебе нужно, чтобы он сидел у тебя в кутузке все выходные?
— Мне это совсем не нужно, — огрызнулся Марьин. — Я следую положениям процессуального кодекса!
— Понимаю, Валериан Петрович, — с участливой улыбкой продолжала Алевтина. — Но Миша никуда не денется, обещаю тебе…
— Прекратим этот разговор, — не уступал старший лейтенант. — И если у вас других вопросов не имеется, гражданка Казарова, прошу вас очистить кабинет. У меня много работы.