Маяковский едет по Союзу
Шрифт:
Я вклинился в разговор, вспомнил эпизод своего детства:
— Школьный товарищ отвечал урок: вступление к «Медному всаднику». Прочел ДСП (до сих пор) — и продолжал еще минут двадцать, до самого звонка. (Чтобы спасти не выучивших урока.) Учитель не остановил — сам увлекся, что ли.
Маяковский поддержал:
— Ну как бы он запомнил чуть ли не всего «Медного всадника», если бы не любил Пушкина?
Через полвека должен признаться, что этим школьником был я (о чем и поведал тогда Владимиру Владимировичу).
— Первейшее дело, —
Я расстался с Владимиром Владимировичем и на обратном пути забрел в парикмахерскую.
— Ты знаешь, кого я только что стриг? Самого Маяковского! — сказал мастер своего дела.
— Нашел чем хвастаться! Что тут особенного?
— Чудак! Это же большой человек! Стричь такую голову, — это уже целая история! А главное — он уплатил мне столько, как никто и никогда. Вот это размах!
22
Маяковский был знаком с Софьей Сергеевной Шамардиной с 1913 года.
Я понял, что Маяковский только что отсюда вышел.
Шамардина была одна, муж пришел позднее. Вспоминали молодость (им сейчас-то было по 33). Читали белорусские стихи, но как ни старалась хозяйка научить — гость с трудом усваивал. Это не удивительно: за пять минут или за час никаким языком не овладеешь, даже если он сродни русскому и даже если речь идет о таком способном ученике, как Маяковский.
Когда Иосиф Александрович появился, то гость чуть смутился, стал молчаливее и шепнул Соне: «Удобно ли, что я тебя на „ты“?» Хозяйка расхохоталась и рассказала мужу о наивности ее старого друга, опасавшегося «повредить» ей.
После обеда направились в клуб, где сегодня выступал поэт. До начала оставалось минут двадцать-тридцать. Шагали по фойе. За нами увязалась молодежь. Какой-то парень смущенно вручил тетрадь своих стихов, попросив хоть мельком взглянуть на них. Было это не ко времени, на ходу, перед самым выступлением. Маяковский полистал:
— Молодой человек, — спокойно произнес он, — я бы посоветовал вам заняться более полезным делом. (Вероятно, стихи были слабые, в противном случае Владимир Владимирович не был бы так категоричен.)
Шамардина несколько обескуражена его резковатостью и жалеет парня, которого, как выяснилось, она знала, — он работал слесарем.
Владимир Владимирович заволновался:
— Найдем его, я с ним поговорю подробнее. Но парня так и не нашли.
В Минске, как и в других городах, Маяковский организовал продажу и подписку на редактируемый им журнал «Новый Леф». В Москву он привез справки — результат работы.
— Если бы местные работники проявили хоть немного инициативы, книгожурнальная наша торговля решительно бы улучшилась, — сказал Владимир
В Минске в эти дни Белгосиздат организовал выставку белорусской книги. Маяковский посетил ее вместе с Шамардиной. Он детально интересовался тем, как поставлена книготорговля.
Стоит познакомиться с некоторыми белорусскими записками и ответами Маяковского. Они не похожи на те, которые уже приводились:
«т. Маяковский. Читаете ли вы литературу соседних республик, как-то белорусской, украинской и др.?»
— Читаю, но главным образом в переводах, это не то, но при некотором опыте разобраться могу. Языка белорусского, к сожалению, не знаю.
«Почему вы сегодня так мало говорили о себе?»
— Я жду, пока вы скажете обо мне.
«Ваш взгляд на поэтическое вдохновение?»
— Я уже говорил о том, что дело не во вдохновении. Вдохновение можно организовать. Надо быть способным и добросовестным. Первое не зависит всецело от тебя.
«Тов. Маяковский! Бросьте вы отвечать на глупые записки. На это жаль времени».
— По существу правильно. Но, к сожалению, приходится отвечать и проучать.
«Читали ли вы поэму Якуба Коласа „Сымон Музыка“?»
— Пока не читал. Но надо обязательно прочесть Коласа и Купалу. Это люди очень талантливые. Ряд вещей я знаю, но надо ближе познакомиться.
«Тов. Маяковский, вы замечательно интересный, по вашим произведениям видно, вы недюжинной силы талант. Я уверена, что вы будете тем Толстым в нашей эпохе, о котором вы говорили, что он должен явиться у нас».
— Если не считать отсутствия бороды, в остальном не возражаю.
«Почему вы носите галстук кис-кис?»
— Потому что не мяу-мяу.
«Пишите ли вы какое-либо крупное произведение?»
— Пишу поэму, которую хочу закончить в этом году, к десятилетию Октября. Названия точного еще нет.
…Дней через пятнадцать Маяковский снова увидит Минск, теперь уже — проездом за границу…
ПЯТЫЙ ТОМ
Маяковский вез в Ленинград первую часть поэмы «Хорошо!» (тогда она еще не имела точного названия), чтобы к десятилетию Октября осуществить инсценировку в Михайловском театре. «Это увлекательно, ответственно и волнительно, — сказал он, — что из этого выйдет, покажет будущее».
Я предложил остановиться на день в Твери, а то обычно едешь, скажем, в Нижний, забываешь про Владимир, мчишься в Ленинград — пролетаешь в сладком сне Тверь. Он согласился со мной.
И вот — Тверь. Я жду Владимира Владимировича в зале горсовета. Его поезд прибывает в семь, а начало вечера в девять. В восемь его нет. Справляюсь — поезд проследовал вовремя. Половина девятого. Без четверти. Наконец, без пяти. Значит, что-то случилось, надо отменять вечер. Обдумываю, как предупредить публику, — и тут он входит. В руках пачка газет и журналов.