Майор Пронин и господин Хуммер
Шрифт:
Хуммер степенно прошел к директорскому столу. Кржижановский тяжело поднялся ему навстречу. Улыбнулся:
– Извините, спина дает о себе знать. Простыл на рыбалке. Не судите строго старика. Я очень рад приветствовать вас в Москве. Прошу вас, садитесь напротив, здесь, чтобы мы хорошо видели лица друг друга. И вы, Иван Николаевич, выбирайте себе место по вкусу. Разговор у нас, думаю, не на пять минут. Нужно удобно устроиться. Особенно, учитывая, что ваш собеседник – временный инвалид.
Кржижановский не стал дожидаться, пока Хуммер начнет задавать вопросы – и начал с места в карьер:
– Как у вас в Штатах сегодня обстоят дела со строительством электростанций? Есть ли новые технологии по этой части в стране великого Эдисона? И – извините за обилие
Хуммер не сумел ответить сходу, пришлось с минуту подумать. Он даже растерялся от такого напора.
– Товарищ председатель Госплана! Разрешите, я так буду вас называть? – Кржижановский с легкой улыбкой кивнул. – Лично я не являюсь специалистом по электричеству. Образование у меня другое, а ваше дело требует тонкой компетентности, не так ли? Но я вкладываю деньги в разные проекты, а электричество в Америке – это настоящая религия. Вы правы, со времен Эдисона. Хотя мы знаем и о вкладе ваших выдающихся ученых в это дело. И восхищаемся современной Россией, которая, несмотря на разруху, поставила на широкую ногу строительство электростанций. Это настоящее русское чудо, в которое не верил даже великий британский писатель— фантаст Герберт Уэллс. Мы знаем об этом, читали его книгу.
– «Россию во мгле»? – спросил Кржижановский с улыбкой. – Он не только фантаст, но и изрядный фантазер. Поверьте, правды в этой книге меньше, чем вымысла.
– И все-таки в ней есть уважение по отношению к вашим великим мечтам, которые с тех пор постепенно превратились в реальные дела.
– Пока еще не превратились, дорогой господин Хуммер, но – нашими стараниями – превращаются. Я, признаться, терпеть не могу пустопорожних мечтаний. Вот в дореволюционной России их хватало. Собирались, устраивали комиссии, праздники, произносили тосты – и все ограничивалось молебном. Насмотрелся я этого. А вы, значит, совершаете капиталовложения в наше дело у вас в Америке? Это похвально. И вы готовы иметь дело с вами?
Вот тут Хуммер ответил быстро, почти молниеносно:
– Я виду, что энергетика – самая развивающаяся отрасль в России. Как раз в нее я и намерен вкладывать свои деньги. Признаюсь честно: дело в рисках. В вашем случае – риск наименьший. Вы упомянули великого Эдисона. Он, конечно, умер. Но его дело по-прежнему процветает. Это он стоял у истоков компании «Дженерал Электрик», которая сейчас у нас контролирует 80 процентов вашей отрасли. Вы знакомы с руководителями и владельцами этой компании?
– У меня были с ними контакты, но давно, до революции. И не на высоком уровне. О делах компании я, конечно, знаю, и не только из газет.
– Уверен, у вас квалифицированные осведомители. Но необходимы и связи!
– У вас они имеются? – спросил Кржижановский добродушно.
– Преувеличивать не буду: не на самом высоком уровне. Но второй эшелон – сплошь мои друзья и в некотором роде компаньоны. И обеспечить контракты по дружеским ценам я берусь. Конечно, на это нужно время. И даже некоторый бюджет авансом. Иначе – никуда не сунуться. Такая уж у нас страна – Америка. Нужно вертеться волчком.
– Я все понимаю, дорогой товарищ Хуммер. Сам бывал на Западе, знаю ваши порядки. Да и в России до недавнего времени правил царь Рубль. Но у нас социалистическое хозяйство, миллионов я вам не обещаю. Наша сила – как раз в дешевой рабочей силе, в том, что за многое мы платим «натурой». Пайки, должности, грамоты, земельные наделы… Вам же все это не слишком нужно?
– Ну, от советского ордена я бы не отказался. Для престижа, для репутации. Но по поводу денег… Вам же нужны наши технологии? И вы расплачиваетесь за них по рыночным ценам?
– Да, – вздохнул Кржижановский. – Приходится. Но мы очень осторожно и избирательно к этому подходим. Ваши предложения, товарищ Хуммер. Вы же социалист, поэтому я, как старый соратник по движению, могу называть вас товарищем?
– Да, конечно, это обращение лестно и приятно для меня. Да и привычно. Мой отец, между прочим, стоял у истоков американских маевок – первых в мире.
– Мне ли не знать? – Кржижановский улыбнулся. – Мой любимый праздник с юности. Вам, наверное, доложили, что я сочиняю стихи. А в те годы еще и любил петь под гитару. За уши не оторвешь, как любил терзать цыганскую семиструнку. И однажды в ссылке я сочинил песенку, в которой были такие слова:
День настал веселый мая,
Прочь с дороги, скуки тень,
Лейся песня удалая,
Забастуем в этот день!
– Звучно! – льстиво вставил Хуммер.
– Куда там! Неужели вы думаете, что я держал эту песенку в секрете? – Кржижановский снова устало улыбнулся. – В то время в царской России этот праздник был запрещен. Строго-настрого. Полиция разгоняла демонстрации и даже мирные студенческие пикники. Они же понимали, какие разговоры мы там вели. Да и вообще, это был символ, символ будущей революции – маевка. А наши противники не были круглыми дураками. Так вот, с этой песней я и устроил рабочую демонстрацию человек на двадцать, из которых только трое были верными друзьями. А потом мы на лодках гребли по Волге, развернув красные транспаранты. И снова пели. Многих тогда арестовали, а меня просто поколотили. От полиции я сумел убежать, но какой-то черносотенец огрел меня палкой по спине во дворе трактира. Вот это были сражения, как в «Трех мушкетерах». Это и привлекло многих их нас в революцию. Но это еще не вся история. Прошел год. Никто не забыл про мою песенку. Я часто исполнял ее в дружеских компаниях. И не только я. Песенка, вообразите себе, пошла в народ. И через год, в апреле, человек сто самарских рабочих с красильной фабрики и человек двадцать железнодорожников договорились о забастовке 1 мая! Прямо по словам моей песенки! Я в то время находился в другом городе. Кажется, в Петрограде работал. Конечно, участвовал там в маевке, где-то в пригороде, вместе с Ильичом, между прочим. И вот я узнал про самарскую забастовку! Про нее писала левая пресса. Десятерых рабочих тогда надолго заперли в кутузку. Остальных наказали рублем. Но, товарищ Хуммер, так начиналась наша борьба. И мне особенно приятно, что ваш батюшка занимался примерно тем же самым у вас в Америке. Мы же помним и чикагские забастовки, и бостонское чаепитие, и многое другое, о чем с восхищением читали, получая информацию из вашей далекой страны.
У Кржижановского загорались глаза, когда он вспоминал о революционном прошлом. Видно, что для этого солидного, вдумчивого инженера боевая молодость была святыней, которую он бережно хранил в сердце. Так бывает. Он продолжал:
– Русские революционеры невольно стали хорошими путешественниками. Изучили и север, и Дальний Восток. Нас туда ссылали. А эмиграция помогла нам здорово изучить Европу. Франция, Германия, Швейцария, Бельгия, Швеция – все это родные для нас страны. В меньшей степени – Англия, Италия, Австрия. Там мы иногда учились, иногда просто бузотерили. Ну, Польша тогда была частью России, там мы тоже частенько бывали, тем более, что это родина моих предков. Еще Польска не сгинела! Так что Европы мы знаем, как говорится, на ять. А вот в Америке бывали редко. Только после 1905 года русские революционеры стали более-менее массово добираться туда. И прежде всего – товарищ Троцкий. Ну, вы его знаете. Об этом мне доложили, – Кржижановский улыбнулся. – Троцкий великий революционер, но в инженерных и промышленных делах – фантазер, каких мало. Впрочем, не будем об этом. Поговорим об Америке. У вас развиваются электростанции на торфе?
Хуммер с запинкой ответил что-то неопределенное. Кржижановский улыбнулся:
– Я забыл, что вы инвестор, а не инженер. Извините за глупый вопрос. Итак, вы заинтересовались нашей системой. А что вы можете предложить?
– Услуги консультанта и посредника на постоянной основе, – вот тут Хуммер был в своей стихии и отвечал бойко. – Вам нужны открытия, которые сделают эффективнее всю работу. Что касается строительных технологий – тут у меня особо серьезные связи. Все можно организовать быстро. Вы слышали о фирме Кана? Это король промышленного строительства.