Мажор
Шрифт:
– Сколько?
– рявкнули на всю комнату.
– Кирилл Васильевич. Да, практически ничего не стоит. Так…
– И-и?
– сжали кулаки с силой. Приготовились к тяжёлой воспитательной работе. Возможно ногами.
– Ну, холст… двенадцать копеек. Краски масленые два набора в тюбиках – на рубль пятьдесят две. Ещё кое, что по мелочи. Итого, около трёх рублей.
– Три рубля!
– возмутились с таким выражением лица, как будто было истрачено не меньше пятидесяти тысяч!
Князь царственно выдвинул ногу вперёд. Выпрямился. Расправил плечи. Поднял подбородок.
– Афанасий, ты наказан.
– Ваше сиятельство, - простонали откуда-то «из подвала».
– Итак, не платите, уже три месяца.
– Вот и хорошо! Значит обойдёшься ещё три месяца без денег. А сейчас скройся с глаз. И чтобы я не видел тебя до вечера. Картину оставь. Попробую продать. Может верну хоть какие-то копейки.
Глава 7.
Драгоценности «Коломенского дома украшений», были представлены в ярких коробочках, обшитых черным бархатом с выдавленным на крышке золотым вензелем «КL».
– Merveilleux! Incomparable! Magnifique! Incroyable! (Прекрасно! Великолепно! Изумительно! Бесподобно! Франц.).
– Несколько человек сидели за круглым столом, поочерёдно любовались и передавали коробочки с изделиями друг другу.
– Dis-moi, cher Kirill Vasilyevich, qu'y a-t-il dans ce gros paquet qui se trouve а c о t е du pied de ta chaise? (Скажите, любезный Кирилл Васильевич, а что в этом большом свертке, который стоит рядом с ножкой вашего стула?
– поинтересовалась дама в ярком платье цвета глаз майского жука.
Князь Ланин небрежно отмахнулся рукой. – Oh, messieurs, ne faites pas attention a ce joli bibelot. Ceci est une image. (Ах, господа, не обращайте внимание на эту милую безделушку. Это всего лишь картина. Франц.).
– Картина? Картина? Картина?
– эхом пронеслось по комнате. После таких изделий, что явил миру странный князь. Любая, самая невзрачная картинка, становилась небывало значимой КАРТИНОЙ!
Один из присутствующих зацепился за знакомое слово.
– И всё же, ваше сиятельство, прямо заинтриговали. Хотелось бы взглянуть. Я, знаете ли, разбираюсь в живописи!
– Иван Петрович!
– возразил оппонент, сидевший напротив знатока.
– Это, вы-то? Разбираетесь в живописи? Как может человек? Имеющий в доме всего пять картин! Заявлять, что разбирается в живописи? Вы же в ней никогда, ничего не понимали-с.
– Кто не понимал? Я не понимал?
– Да, уважаемый Петр Иванович. Именно, вы-с.
– Вы сами, Иван Петрович, ничего не понимаете. Кто намедни смотрел у меня в гостях нарисованную пущу и сказал, что это чаща? А? Кто?
– Но, это, действительно чаща.
– Ничего подобного, милейший сударь. По всем признаком - самая настоящая пуща. Состав леса, густота деревьев, даже коряги на дороге. Такое может быть только в пуще.
– Любезнейший Пётр Иванович!
– старый добрый приятель совсем не желал уступать.
– Вы ещё этот лес - рощей назовите! Коряги и показывают всем, что это ... самая настоящая чаща! Я бы даже сказал бурелом-с.
.....
Князь не стал дожидаться победителя в конкурсе знатоков лесного массива. Медленно развязал узлы, не торопясь снял тесёмки, развернул первый слой упаковки, нежно
– И я!
– произнесли с особой торжественностью.
– К сожалению, не смог определить кто автор шедевра и где он был создан.
В помещении на несколько минут повисла тишина.
– А что тут определять, - взял слово Иван Петрович.
– Ясно, как божий день: Картину нарисовали за границей. Наши так изваять не смогут. У них, извилин не хватит, утыкать рисунок, таким количеством квадратов, треугольников и кругов. Скорее всего это Голландия или Англия. Работа какого-нибудь Рубленса или одного из его учеников. Мне рассказывали, именно он работал в похожей манере. (Примечание автора. Иван Петрович имеет в виду голландского художника Питера Пауля Рубенса).
– Ничего подобного!
– возмутился оппонент. Этот твой Рубльнс, близко не стоял к таким картинам. Только во Франции могут так красиво исчеркать полотно. У них, опосля революции, все так рисуют, что ни чёрта не понятно. А колдовал скорее всего самый неизвестный ихний художник Жан Жерар Триоазон Де Блуди Дю Бусон. Мне рассказывала о нём дочь. Она ездила во Францию в прошлом году и привезла нечто похожее. Кирилл Васильевич!
– Призывно посмотрели на Ланина.
– Продайте портрет. Любые разумные деньги. Плачу без торга.
– Постойте, месье князь!
– Петр Иванович, поднялся с места.
– Не торопитесь продавать непонятно кому моего Рубленса. Он должен висеть у меня в спальне. Даю полторы стоимости от первого предложения этого любителя чащи с пущей.
– Что?
– воскликнули с другой стороны.
– Я первый пожелал приобрести картину!
– Господин Ланин, две цены с моей первой цены. Французы хоть и извели почти всех дворян, но картины рисовать умеют.
– Ничего подобного!
– топнули ногой в отместку.
– Я не собираюсь уступать то, что должно быть моим. Две с половиной стоимости от начальной стоимости!
– А, я говорю – три.
– Три с половиной!
– Четыре...
Вселенец, открыв рот, смотрел на сумасшедший дом, происходящий вокруг его персоны и мысленно чесал затылок. «Дьявол задери этих спорщиков! Какую же назвать сумму за картину?».
***
Внутри книжной лавки толпился народ. Люди стояли плотно, тесно, близко друг к другу. Любовались большим рекламным плакатом с изображением обложки книги "Остров сокровищ".
– Дядечька, - пропиликал продавцу ершистый мальчуган лет двенадцати.
– Скажите, а эта книжка, где отрок возле корабля с парусами, смотрит внутрь сундука с золотом, как называется?
– "Остров сокровищ", - лавочник хитро повёл глазами к потолку.
– Ммм... понятно… - протянул малец.
– А она про што?
– Про то, как вьюноша Иван Танин поплыл со страшными морскими разбойниками-пиратами на неведомый остров, искать клад-богатство.
К прилавку пробился другой карапуз. Ткнул грязным пальцем в угол изображения.
– А одноногий моряк, с ножом в руке и птицей на плече, он тоже разбойник?
– Это судари, мои, - продавец значимо надул щёки. – Самый хитрый пират во всём мире. И зовут величают его - Джон Сильвер по прозвищу - "Чёрный окорок".