Мазохистка
Шрифт:
Едва мы поняли, что никто нас друг у друга не отнимет, как немного успокоились, и постепенно, установился привычный распорядок дня, в который, тем не менее, нередко вплетались часы безудержной страсти. Потом чертов босс решил подпортить мне жизнь, отправляя на миссии чуть ли не раз в два дня – это было то еще испытание для меня. Привыкнув любить свою женщину по несколько раз на дню, в отлучке мне было настолько тяжко, что в первый раз я сорвался с миссии на ночь домой и затрахал ее до такой степени, что на следующий день мне было стыдно показываться ей на глаза.
Если вы думаете, что я и раньше был таким озабоченным, то вы сильно ошибаетесь. Ни одну женщину я не хотел так, как ее. Секс с ней был чем-то особенным, непохожим на обычное слияние двух тел. Обычно для меня весь процесс сводился к удовлетворению своих потребностей, сама партнерша
А она могла дать многое. Да, я никогда не был нежным с женщинами, но то, как я вел себя с нею… Она не знала, но мне всегда было плохо после этого. Сначала я отказывался себе в этом признаваться, но это мерзкое, тошнотворное ощущение, осадком остающееся на душе после того, как я приходил в себя. Вид ее голого тела срывал мне крышу, и я не способен был хоть как-то воспротивиться собственным действиям. Другое дело – почему она это терпела? Девушка ни разу не высказала ни единого обвинения в мой адрес, не попросила быть с ней нежнее, лишь подстраивалась под мои телодвижения и порой просила сделать ей еще больнее. И я делал. Как я мог сопротивляться, если таково мое извращенное желание обладать ею, словно только делая ей больно, проникая все глубже, я мог доказать ей и себе, что она моя. Моя женщина. Была ли она, в самом деле, мазохисткой или просто позволяла мне делать все, что я хотел, чтобы угодить мне? Потому что любила меня? Не одну ночь я провел в размышлениях на эту тему, и даже решил было вести себя по-другому, но каждый раз, стоило мне возбудиться, все происходило так же, как и раньше. Со стороны могло показаться, что я типичный эгоист и садист в придачу, однако это было не совсем так. Если раньше я старался поскорее разделаться, как с чем-то вынужденным, глупой прихотью моего организма, то теперь мне было этого мало. Я откладывал этот момент до предела, стремясь как можно дольше быть с ней единым целым, мучая и себя, и ее, вдыхая аромат ее горячего тела, наслаждаясь сладкими стонами, срывающимися с покусанных губ. Я чувствовал себя живым с ней, но чувствовал, исключительно принося ей боль, впиваясь в ее рот поцелуем, оставляя болезненные засосы на изящной шее и синяки на запястьях. Я не умел – да и не хотел – быть другим, но чем дольше я был с нею, тем сильнее было осознание того, что она заслуживает чего-то большего. Один раз я ее уже потерял, и не мог относиться просто как к безвольной игрушке. В какой-то мере я считал ее своей вещью, да, но постепенно чувство вины все прочнее укоренялось во мне.
Вот и сегодня я, вернувшись с миссии, бежал в нашу спальню, перепрыгивая через ступеньку. Шутка ли – целая неделя воздержания, ночные фантазии, бестолковые вопросы «а чем она там без меня занимается?» Мне необходимо было поскорее убедиться в том, что она все еще моя, доказать, «пометить свою территорию», не знаю. Конечно, там же много «охочих» посягнуть на мою собственность – недопринц, босс и хрен знает еще, сколько подчиненных моих втайне мечтают заполучить мою женщину. От одной мысли об этом в душе разгоралось ужасное чувство, пожирая меня изнутри. Скорым шагом я подошел к двери и боялся ее открыть. Боялся увидеть страшную картину измены. Едва представив ее в объятиях другого, я разозлился и распахнул дверь.
Она лежала ко мне спиной, одна, и чувство облегчения приятным успокоительным обволокло мои расшалившиеся нервы. Бретелька сползла с ее оголенного плеча, и тут я только до конца понял, как же я соскучился по ней. Я захотел поскорее насладиться ее телом и, ничего не говоря, сбросил плащ, рубашку, расстегнул штаны и лег позади нее. От ее волос пахло кофе с корицей. «Я дома», – с удовольствием подумал я и провел рукой по ее животу, спускаясь вниз и стягивая с моей женщины нижнее белье. Приподняв ее ногу, я проник внутрь и словно второй раз почувствовал, что «я дома» – так приятно, привычно и хорошо. Рена застонала, и я больше не мог сдерживать себя. Быстрее, резче, сильнее, глубже. Хочу прочувствовать ее тело полностью, стать одним целым, проникнуть
Наш первый раз, и она просит: «Скуало, сделай мне больно, я этого хочу». От этих воспоминаний я лишь возбуждаюсь еще сильнее, и мое тело становится машиной, созданной лишь с одной целью – совершать поступательные движения в ее теле, постепенно наращивая темп. Где-то на задворках сознания появляется слабая мысль: «Она сказала, что ей больно, а не просила сделать ей больно», – но я не могу остановиться. Остановиться – значит умереть. Мне нужно выплеснуть всю свою ревность, злость, раздражение, привязанность, то, как я скучал, как хотел, как думал, как я… люблю.
На этой мысли ко мне приходит желанное наслаждение, раньше, чем обычно, но я слишком соскучился и слишком вожделел. Я вышел из нее, хоть и хотел бы остаться подольше, опустил ее ногу и лег на спину, наслаждаясь негой во всем теле. Но, как обычно, вместе с телесным отдохновением пришли душевные терзания. «Я сделал ей больно, и на этот раз ей даже ни капли приятно не было», – я хмуро смотрел в потолок, ощущая себя виноватым. «Вот опять это тошнотворное чувство, чтоб его! Я что, виноват, что родился таким? Виноват, что не умею быть ласковым?» – я перевел взгляд на ее спину. Хрупкие плечи Рены едва заметно вздрагивали, глаза мои расширились, а внутри словно что-то рухнуло вниз – от наслаждения не осталось и следа. Ощущая себя чудовищем, я потянулся к ней, но на полпути моя рука остановилась. «Стоит ли?..» Внезапно я понял, что не не умею быть ласковым, я не хочу таким быть, не пробую даже, так как это «не мой стиль». Пересилив себя, я погладил ее по плечу:
– Прости, я сделал тебе больно, – неумело извинился я, но девушка молчала. «Обиделась? Перестала со мной разговаривать? Опять уйдет?» – Сильно болит?
– У меня болит не там, – тихо ответила она. «Что? А где тогда?»
– А где? – озвучил я свои мысли. Она взяла мою руку и прижала чуть ниже левой груди.
– Вот здесь. – Она отпустила мою руку, но я в изумлении продолжал держать, не зная, что теперь делать и что сказать. Наверное, это был единственный раз, когда прикосновение к ее груди не вызвало у меня возбуждения – я был растерян, так как понятия не имел, что делают в таких ситуациях. Но останавливаться на полпути не имеет смысла. «Давай же, пересиль себя», – я склонился над ее шеей, согревая своим дыханием.
– Я просто очень сильно тебя хотел, – признался я, целуя Рену в плечо, не могу же я сказать «я так сильно по тебе соскучился!», – и не мог себя контролировать. Но теперь мы сможем сделать это, как тебе нравится. – Я перевернул девушку к себе лицом, нависая сверху.
Увидев ее заплаканное лицо, я снова почувствовал укол совести и поспешил стереть следы слез на ее щеке, как стараются незаметно скрыть следы совершенного преступления. Я наклонился и поцеловал ее в губы, стараясь быть нежнее. Она обхватила руками мою шею, зарываясь тонкими пальчиками в мои волосы, а ногами обвивая мою талию, и я почувствовал облегчение – кажется, простила. Сдерживая свои плотские порывы, я медленно вошел в нее и так же медленно начал двигаться внутри, погружаясь, однако, на всю глубину – не совсем так, как я люблю, но зато Рена застонала от наслаждения. Поддаваясь неведомому желанию, я протянул руку к ее лицу и провел большим пальцем по припухшим от волнения губам. Девушка прикусила его, и волна возбуждения прокатилась по моему телу, но я держался.
Стараясь возместить потерю удовольствия, которое я получал, причиняя ей боль, я решил растянуть процесс, упиваясь состоянием полного телесного единства. Моя женщина просила меня не останавливаться, но я не давал ни ей, ни себе разрядиться, мучая нас обоих и получая какое-то извращенное удовлетворение от этого. И, похоже, не я один. Ее стоны – бальзам для моих ушей – гулким эхом отдавались в комнате и, вероятно, выходя за ее пределы. Да, пусть все знают, как моей женщине хорошо со мной! Она начала выгибаться подо мной, стараясь прижаться ко мне крепче своим телом, и я в который раз удивился той синхронности, с которой к нам приходило удовлетворение. Я прижал ее к себе, упиваясь этими последними моментами нашей близости, наслаждаясь ее молодым упругим телом, которое дарило мне столько удовольствия. Я вышел и лег на спину, и Рена, немного отдышавшись, поспешила лечь головой на мое плечо. «Вот чего мне не хватало всю эту неделю, а я думаю – почему заснуть не могу?..»