Мазохистка
Шрифт:
[три недели спустя]
{CocoRosie – Lemonade}, дождаться фортепианного проигрыша.
Я смотрю в потолок, сидя на полу у кровати. Рядом стоит полупустая бутылка джина Gordons. Болит голова, горло будто стянуло изнутри. Ресницы слиплись, ногти поломаны, а кое-где содраны почти до мяса. Немытые почти неделю волосы собраны в невнятный пучок, прядки лезут в глаза. Все тело затекло от долгой неподвижности. Я вижу, мои легкие вдыхают воздух, я чувствую боль, ощущаю запах джина, следовательно, я жива. Но так ли это?
Я клятвопреступница.
Все это напоминает мне фильм «P.S. Я люблю тебя». Помнится,
Когда я подняла этот вопрос – а точнее, попросту проговорилась – в присутствии Скуало, его реакция была, мягко говоря, не очень положительной. Он на меня орал, обзывая дурой, а я в ответ кричала, что не хочу без него жить.
От нахлынувших воспоминаний, которыми я без конца травила себя, сердце болезненно сжалось. Я потянулась рукой к бутылке, проигрывая в голове наш диалог:
– Ну, ладно, тупая ты женщина, поставь тогда себя на мое место. Хотела бы, чтобы я так поступил, если с тобой что случится?
– Да? Может, тебе просто не будет так тяжело от этого?
– Вот же идиотка! – Он схватил меня за шею, глядя в глаза. – Только слабаки лишают себя жизни. Поддаться всегда легче, чем справиться. К тому же, – он меня отпустил, – ты всегда действуешь под влиянием момента. Представь, что пройдет время, твоя жизнь изменится… ты с этим справишься, и, как знать, может, встретишь кого-то более подходящего…
– Ты больной?! – поразилась я. – Нет, ты это сейчас серьезно?! Серьезно думаешь, что я… способна на такое? Без тебя мне ничего не нужно!
– Время всегда лечит. Помогает смириться и двигаться вперед. Ты ведь смирилась со смертью близких, разве нет?
– Да, но только потому, что ты был рядом. Никакое время никогда не вылечит меня, если… с тобой что-то случится, – мне тогда даже представить такое было страшно.
– Тогда дашь мне одно обещание, нет, клятву. Раз ты так уверена в этом, тебе не составит труда ее сдержать.
– Ну и? Какую же?
– Сначала согласись. – Не знаю, почему я согласилась. Может быть, его взгляд был таким пронзительным, что я не выдержала. – Ты выждешь полгода, прежде чем… прежде чем сделаешь какую-нибудь глупость. Но если после этих шести месяцев ты поймешь, что способна справиться с этим, что в твоей жизни появилось что-то, заставляющее тебя держаться на плаву, ты не станешь ничего такого делать.
Я клятвопреступница.
Если бы не Бельфегор, вцепившийся в меня тогда мертвой хваткой, я бы, скорее всего, уже через полчаса выпрыгнула бы из окна. Его стараниями из моей комнаты были изъяты все потенциально опасные для моей жизни предметы, а у двери постоянно находился кто-то из варийцев и заглядывал каждые двадцать минут. Это ужасно бесило меня поначалу, но дверь закрывать мне также не разрешалось. А потом отчаяние накрыло меня с головой, и мне стало не до этого. Я давно перестала обращать на них внимание, мне было плевать, как я выгляжу, перед кем реву и как это выглядит со стороны.
Я посмотрела на почти пустую бутылку. Можно разбить ее на мелкие осколки и всадить одно в сердце. Проблема в том, что я уже пыталась это сделать. Когда в самый момент меня схватили за руки два здоровых бугая, я предположила, что в комнате есть жучки. Странно то, что мне вообще не запретили пить или не давали алкоголь в пластиковых
Дверь открылась, показалась голова моего нового надзирателя.
– Все ништяк, я еще не сдохла, – отсалютовала я ему. Ничего не выражающее лицо. Дверь закрылась, и я снова осталась одна.
{Trent Dabbs – I’m not OK}
– Боже, ну за что ты так ненавидишь меня? Что я сделала не так? Почему ты забираешь у меня всех близких людей? Почему? Почему, почему, почему?!
Поломанные ногти больно царапали лицо. Наверное, я была похожа на умалишенную, только выбравшуюся из камеры пыток. Совсем как тогда, когда мы впервые встретились со Скуало. От одного его имени, пусть и не произнесенного вслух, мне было намного больнее, чем от всех пыток, что я когда-то вытерпела. Пусть бы мне снова ломали ребра и пальцы, загоняли под ногти иголки, лишь бы не чувствовать этой огромной дыры в груди, этой всепоглощающей пустоты, будто часть тебя выдрали с мясом изнутри. Я не хотела ощущать себя, будто живой труп, ходячий зомби без всяких эмоций, кроме меланхолии, заполнившей все внутренние органы.
Дверь снова открылась, и кто-то вошел. Я нехотя подняла тяжелую раскалывающуюся голову и увидела переминающуюся с ноги на ногу служанку. Казалось, она боялась даже смотреть на меня. «Ну и видок у меня, наверное», – я бы усмехнулась, если бы была на это способна.
– Сеньорита, я… мне нужно… мне сказали помочь Вам принять ван…
– Пошла к черту отсюда, – хрипло выдала я, глядя прямо в ее до жути перепуганные карие глаза.
– Н-но сеньор Каваллини…
– Я сказала. Пошла. К черту.
– Прошу прощения, – взвизгнула она, поспешно скрывшись за дверью.
– Бог простит, – тихо произнесла я, глядя на опустевшую бутылку. – И меня, наверное, тоже. Надо бы еще за одной сходить… Только бы… подняться… черт.
Кажется, я налегаю на алкоголь уже несколько дней подряд и почти ничего не ем. У этого есть отвратительный эффект – чем больше и чаще пьешь, тем сложнее опьянеть, тем сложнее уйти от реальности. И вот я смотрю на пустую бутылку, размышляя, нужно ли идти за следующей, если толку от этого почти не будет. Я смотрю на нее так долго, что в стеклянной поверхности начинаю видеть, как в телевизоре, события давно ушедших дней.
– Черт, кажется, галлюны… – я так сильно залипла на бутылке, что не могу перестать на нее смотреть.
Не знаю, сколько проходит времени, но когда дверь снова отворяется, я слышу смутно знакомый голос. С огромным трудом отрываюсь от емкости и смотрю на парня, стоящего на пороге. Длинные каштановые волосы, собранные в хвост, зеленые глаза, вязь татуировки на левой стороне лица и шее. Где-то я явно его видела, вот только…
– Сеньорита, как Вы?
– …А… Адреано, – все-таки вылавливаю я из своей помутнившейся памяти его имя. – Проходи, что ты застрял там. Только… я сейчас не в лучшей… ну, ты понимаешь.