Меч над пропастью
Шрифт:
Это была ритуальная фраза прощания, означавшая вечность. Молча поклонившись, Тревельян шагнул к тропинке, ведущей прочь с поляны, но вдруг обернулся и бросил последний взгляд на каменные изваяния и застывшего рядом Регистратора. Потом спросил:
– Кто ты? Ты не похож на серва.
– Не похож, – услышал Ивар. Но вопрос остался без ответа.
– Для чего ты существуешь? В чем твоя цель?
– В служении.
– В служении лоона эо, твоим хозяевам?
Первый Регистратор улыбнулся, взглянул на мраморные статуи, затем на Тревельяна и сказал:
– Просто в служении. У меня нет хозяев.
Видения
Мерцающий экран, а за ним – пески и камни, камни и пески… пустыня и удушающий зной… Долгая ночь Раваны накрыла его черным плащом, и до рассвета было еще далеко.
Он поднялся. Налетел порыв ветра, и колокольчики на рогах трафора тихо зазвенели.
– Сверни экран, дружок, и полезай в флаер. Полетим к Маевскому.
– Есть идеи, эмиссар?
– Пожалуй. Доберемся до пещеры и Спящей Воды, проверим.
Экран над флаером погас. Сдвинулись створки грузового отсека, и трафор, превратившись в толстого червя, скользнул в машину. Тревельян устроился в пилотском кресле, дал голосом команду навигатору; флаер стремительно взмыл в темное небо, вышел за пределы стратосферы и лег на курс. В течение сорока минут они описывали огромную дугу над горами, то застывшими в ледяной тишине, то грохочущими, огнедышащими, плюющими лавой и дымом. Ивар успел утолить жажду и съесть сухой паек, потом связался с Маевским и предупредил, что скоро будет у входа в подземелье. Внизу громоздились горные пики, грозили его машине огненные жерла, растекались пропитанные серой тучи; вверху застыл серп Гандхарва, похожий на сабельное лезвие в обрамлении редких звезд.
– Могу я сопровождать вас в пещеру, эмиссар? – раздался голос трафора. Сейчас он говорил нежным вкрадчивым контральто.
– Я подумаю, – отозвался Тревельян. – Видишь ли, мне предстоит очень деликатное дело.
– Я незаменимый помощник в деликатных делах, – сообщил трафор. – У меня тонкая чувствительность и очень высокий интеллект, которые сочетаются с безусловным повиновением и дисциплиной. Против этого даже ваш достойный предок не стал бы возражать.
– Предок… да… – вздохнул Тревельян. – Предок мне бы сейчас пригодился.
– Конечно, я не могу его заменить на сто процентов, но все же мое содействие… – снова начал Мозг, но Ивар велел ему заткнуться.
Его аппарат снижался над плоскогорьем, изрезанным трещинами и каньонами. Тревельян мрачно насупился – этот пейзаж не вызывал приятных воспоминаний. Где-то неподалеку, в степи у подножий скал, разбойники напали на караван Киречи-Бу, и где-то здесь остались кости колдуна, его людей и мертвых яххов. Здесь приземлился флаер с Дхот-Тампой, здесь, в преддверии Йргыка, они бились, и здесь ему была поведана история о мертвом племени Живущих В Ущельях… Теперь Дхот тоже мертв. Эти равнины по обе стороны гор просто усеяны трупами!
Флаер проник в ущелье. Впереди и внизу вспыхнули прожекторы, и Тревельян увидел чуть мерцающий купол силовой защиты, темную трещину в скале, а рядом с ней – два жилых модуля, транспортный бот, группу людей и нескольких киберов. Позади модулей виднелись раскрытые контейнеры с оборудованием, стол, пластиковые кресла, кухонный агрегат, грузовой флаер и еще четыре поменьше. Судя по всему,
Машина нырнула в проход, раскрывшийся в силовом барьере, и зависла над каменистой почвой. Трафор, превратившись в диск, выбрался из грузового люка, за ним вылез Тревельян, и его сразу окружили участники экспедиции. Взгляд Ивара скользил по их взволнованным лицам: Маевский, Пардини, Нора Миллер, как всегда, суровая, Анна, как всегда, прекрасная, стажер Инанту Тулунов, инженеры Теругга и Джикат Ду. На пике Шенанди трое, автоматически отметил он – Юэн, Энджела и Кафи. Еще Петр и Лейла – те на своих островах… Его охватило странное ощущение – казалось, он непременно должен знать, где сейчас каждый человек. Но не только это: еще увериться, что все в безопасности, что им ничего не грозит, и потому руководитель может быть спокоен.
«Взрослеешь, – сказал бы дед. – Взрослеешь, мужаешь и готовишься взвалить на плечи груз командирских забот…» «Уже взвалил», – с усмешкой подумал Тревельян. Командор был прав, хоть находился очень далеко отсюда.
Говорили все разом:
– Координатор, наконец-то!..
– Полагаю, вы отправитесь в пещеру? Я хотела бы…
– Кафингар просил передать вам привет…
– Вы что-то придумали, Ивар? Я должна знать… я…
– Старший, старший! Возьмете меня с собой?..
– И меня! Вам будет нужен инженер? Мы с Джикатом готовы…
– Не шумите! Дайте ему сказать!..
– Тише, тише! Инанту, Джакомо, меньше энтузиазма! Не отдавите координатору ноги…
– Повторяю, Тревельян, я должна…
– Нам пригодятся роботы. Тут есть один агрегат…
– Отлично выглядите, Ивар! Ка-акие зубки! Ка-акой рот! Прямо создан для поцелуев!
Увернувшись от Анны Веронезе, Тревельян сказал:
– Всем внимание! – Возгласы его коллег стихли. – Йозеф, вы просматривали запись тех картин, что появляются в портале? Я имею в виду режим замедленной трансляции.
– Разумеется, – кивнул Маевский. – Этим занималась Нора.
– И что скажете, доктор?
– Двести тринадцать эпизодов, координатор. Несомненно, это точки входа-выхода, разбросанные по всем материкам и островам планеты, у самых интересных объектов. Через такой портал на Раху недавно я переместилась к вашим людоедам у Поднебесного Хребта. Думаю, эти врата функционируют раз в несколько суток. Мои малыши… то есть зверолюди… утверждали, что…
– Простите, Нора, количество и диспозиция врат сейчас меня не волнует. Здесь, под этими скалами, – Тревельян показал на трещину, – базовая станция, но есть и вторая, такой же обширный зал с Падающей Водой… Вы его как следует рассмотрели?
Миллер смущенно моргнула.
– Нет… пожалуй, нет… Я заметила, что он идентичен нашему подземелью, и значит, не слишком интересен.
Маевский с задумчивым видом нахмурился.
– О! Это мысль! Полагаете, что раз здесь нет органов управления, то, возможно, что-то найдется в другой камере?
– Возможно, – подтвердил Тревельян. – Я собираюсь в нее заглянуть, коллеги. Один. Пока один.
– Но как вы туда попадете? – спросил Пардини. – Пейзажи сменяют друг друга с такой быстротой… Я замерял: каждое видение фиксируется двести семьдесят семь миллисекунд. В эту дверь нельзя проскочить.