Меч Шеола
Шрифт:
— Куда тебе столько? Сразу не съешь. А с собой не унести. И впрок не зароешь. Ты не придешь, а прочие сами пусть о себе беспокоятся. А мы же помельче что — нибудь найдем. Чтобы разом сьесть. Тебя подсвинок устроит?
Бэр обиженно заворчал
Солнце уж за полдень, а он все идет и идет. И ничего не замечает. А замечать было что. Нет, конечно он все замечал и примечал. Но совсем не то, что надо было бы заметить. Заметить же надо было сапоги с чужой ноги. И ноги в тех сапогах. Ее ноги. Которые она уже в кровь сбила. И не бежала следом за ним, а
— Прости дурака, княжна. Задумался и обо всем забыл. И про ноги в чужих сапогах не упомнил.
Сам усадил ее на толстенную валежину и сам сапоги с ног сдернул. Кинул на них быстрый взгляд и со злобой отшвырнул в сторону. На пятках пузыри вздулись. И на крохотных пальчиках тоже. А местами прорвались и светились мясом. Ступня спряталась в его ладонях.
— Сейчас легче будет, княжна.
Зашептал торопясь, подул на пальчики.
— А теперь эту… — И удивился. — Будто детские.
Нога в его ладони нежится. А глаза его в траве заблудились. Не выпуская ее ступни, потянулся другой рукой и сорвал несколько листков.
Бэр остановился и повернулся к ним. постоял, подумал, сообразил, что хорошего ему ждать не приходится, и поплелся дальше.
Радогор, не обращая внимания на его скорбное ворчание, торопливо разжевал листки, размял их между пальцами и приложил к ранам. Ранки опалило огнем.
— У сороки боли… — Улыбнулся он, и задумался. — Прости, княжна.
И пока соображала, за что простить должна, отхватил ножом от рубахи Неждановой пол — подола. И туго — натуго запеленал сначала одну ступню, а затем и другую. Влада, глядя на его ловкие руки, осторожно пошевелила пальчиками. Боль почти исчезла. И снова удивилась его рукам. Руки сильные, а пальцы чуткие и легкие, каких и у девок не бывает.
— Нам бы еще несколько дней с тобой продержаться, княжна. Потерпи уж. — Виновато проговорил он, развязывая свой отощавший мешок. — Заморил я тебя. Скоро ребра в стороны полезут.
— До ребер еще добраться нужно — Смело отшутилась она. И без раздумий впилась в черствую краюху. Вгляделась в его озабоченное лицо и чуть не подавилась. — А ты?
— Ешь и не думай. Я еще не проголодался.
Пока мешок завязывал, хлеб без остатка во рту исчез. И подняла голову. Радогор смотрел на нее сверху, подперев щеку рукой.
— Нельзя нам останавливаться. — Хотел сказать он, а княжна уже с готовностью тянулась к нему руками, поминая добрым словом сапоги с чужой ноги и догадливого бэра.
— Если руки тебе не оттяну. — Пропела она, светясь от счастья, устраивая голову на его плечо. И осторожно, чтобы не заметил, коснулась губами шеи.
— Спать заставлю!
— Ладошки заняты. — Засмеялась она, глядя в его потерянные глаза. И дерзко пробежалась губами по щеке. — А уронить не захочешь.
— И без ладошки уснешь, коли велю. — Пригрозил он. — Собьюсь с ноги,
Услышав его слова присмирела. А ну, как в самом деле спать заставит? Уж лучше не спорить. Улеглась смирно на плече, прислушиваясь к его ровному дыханию. Да и заснула. Не иначе, как выполнил он свою угрозу и сон на нее нагнал. А проснулась только тогда, когда поняла, что снова кладет ее на траву.
— Спи. Скоро дальше пойдем.
Глаза зоркие, острые. В левой руке уже лук скрипит, сгибается.
— Ягодка обещанного подсвинка ждет.
Тенькнула стрела и молодой кабанчик, из любопытства отбившийся от стада, ткнулся без звука, подломив передние лапы, рылом в землю.
— Да и нам свежее мясо не помешает.
Княжна приподнялась на руках, а он уже бежал к своей добыче… а за ним косолопя, катится бэр. Урча и повизгивая от вожделения. Радогор же, не разделывая, отхватил заднюю лапу одним ударом ножа, а вторым ударом рассек кабанье брюхо, открывая бэру дорогу к самому вкусному.
— Сейчас мясо заверну, чтобы кровью не залило, и дальше пойдем. — Предупредил он ее, поймав на себе ждущий взгляд. — Мать — кабаниха прознает. Скандал закатит. А я не люблю скандалов.
Удивилась. Никогда не приходилось слышать про такое. А на спор и разговоры уже силы не было. Глаза смыкаются. Научился управляться с ней без ладошки.
— Долго нам еще? — Сквозь сон спросил она.
— Сейчас долго. Медленно пойдем. Ноги беречь надо… — Расслышала она неопределенный ответ.
— Хорошо, что не завтра. — Облегченно подумала она. И заснула.
Проснулась, а над лесом уже ночь повисла. Костер догорает. А в ноздри заползает одуряющий запах хорошо прокопченного мяса. И желудок ее тут же отозвался на это диким стоном. Радогор сидел, склонившись над костром, обняв колени и, не отрываясь, смотрел на угли. Стараясь не шуметь, подобралась к нему и обняла за шею.
— Тише. Не вспугни. — Чуть слышно прошептал он и осторожно убрал ее руки.
Княжна удивленно пробежала взглядом вокруг, посмотрела на него и повернулась к костру. И над догорающими углями, в легком, почти не видимом глазу, дыму увидела лица. Или лик… Над лохматой головой два рога бычьих. Под ними длинные острые уши. Под низким лбом два горящих глаза. Из широкого рта кабаньи клыки торчат. А из костра к ним тянется толстая рука с когтями на концах пальцев. И толстые губы шевелятся, выталкивая неразборчиво корявые слова.
Ахнула и спряталась от горящего взгляда за спиной Радогора.
— Кто это, Радо? — Спросила она, и осторожно выглянула из — за плеча.
— Тот, кто старается увидеть нас. — Подумал, и поправился. — Или меня. А, может, тебя…
— Ты все — таки нашел его. — Она все еще не решалась смотреть в огонь. И отворачивая взгляд от костра, села рядом.
— Сам пришел.
Дразнящий запах мяса снова пробудил ее желудок и Радогор, заметив это, поддел кончиком ножа, ломоть, иначе не назовешь, мяса, величиной в его ладонь, выложил его на широкий лист и подал ей.