Меч Шеола
Шрифт:
Его тревога передалась и ей.
Но он промолчал, словно не слыша ее слов. Побелевшие губы выплевывали непонятные слова, а пальцы под ее телом сплетались в узлы. И лоб его начал быстро покрываться испариной, которая тут же белела и скатывалась льдинками по лицу на ее грудь и плечи.
— Пересидели! — Услышала она его голос.
Не останавливаясь и не разжимая рук, вытянул шею, свел брови к переносице изо рта вырвался грозный рев матерого бэра.
«И сам лицом стал похож на того бэра». — Подумала она, и от непонятного страха вжалась в его плечо.
Новый рык раскатился
Почти сразу же услышала ответный рев. Затем еще один, и еще…
А Радогор не бежал, летел, как стрела, выпущенная из его рогового лука.
— Сожми оберег в руке, княжна. Только крепче сожми, чтобы не выронить, не выпустить.
Из леса, догоняя их, вынесся Ягодка. И не Ягодка. Не узнать его. Свирепый могучий бэр с оскаленной мордой, готовый к смертельной схватке. А со всех сторон их окружали еще десятки бэрьих глаз.
Не останавливаясь, Радогор перебросил ее на спину бэра. И что — то проворчал по бэрьи, коротко, но властно. И скрылся между деревьев. Ягодка был уязвлен, но спорить уже было не с кем. Послушно остановился, скосил на не сердитый взгляд, потоптался на месте и боком, косолопя, свернул в сторону. Его приятели, откликнувшиеся на зов Радогора, потянулись за ним, держась поодаль.
— Кто ты, враг мой?
От напряжения глаза Радогора затянула багровая пелена. А сквозь пелену, ему показалось, что видит то же лицо, или оскаленную морду свирепого зверя, что и ночью между угольев и пепла костра. Те же закрученные бычьи рога, те же горящие красные глаза и кабаньи клыки. А дальше уж совсем дико. Могучее человеческое тело с неохватной грудью. Длинные когтистые лапы на зверином туловище. И крылья. Несется по воздух навстречу ему. Отталкиваясь от облаков могучими лапами и молотя крыльями.
— Я тот, чей меч ты носишь не по праву.
— По праву силы в честном бою взял этот меч старый волхв Вран. А от него перешел ко мне. Назови свое имя, чтобы знать с кем в бою доведется столкнуться.
Глаза в красном мареве земли не видят.
— Что имя? Звук пустой… Сказал, и ветром унесло. И знал ли я его сам, рожденный в древнем огне? Дело помнится, а имя?
Взмах гигантских крыльев перенес чудовище через реку. Оттолкнулся без задержки и он уже над лесом.
— Когда — то, когда я владел этим мечом, люди внимали моим словам, как богу. Неисчислимым тьмами приносили они себя в жертву на алтарях, которые посвящали мне. Стонала земля, когда гнали они стада, чтобы вымолить мою милость. Но завладели мечом мои недруги и исчезло мое имя из людской памяти.
Намолчался, говорит без умолку. Спешит, торопится, слова глотает. Уж не речь людская, рев звериный.
И расколет меч снова этот мир и перемешает все народы, и тогда вспомнят мое имя. И содрогнутся в ужасе миры…
Веселый дядя, нечего сказать!
Не зря прятал дедко Вран меч под дубовой домовиной. И тот поединщик с умыслом расплатился с ним мечом. Знать угадали его тайную силу. А он, в который уж раз пожалел он, поторопился явить его свету, чтобы этот рогатый увидел. А уродина каких поискать.
Услышал. И обиделся. А чтобы он такого сказал?
— Я не всегда таким был. Таким меня сделала людская молва.
Обида прямо таки клокочет
— Таким видели меня люди в своих черных снах, когда проходил я через их земли со своим войском, смертью открывая пути к обновлению мира. Ведь только тогда рождается новое и совершенное, когда умирает старое, никчемное.
Так и сыплет словами, приближаясь к нему гигантскими прыжками.
— Волчья стая?
— Право вожака!
— Но и вожак дряхлеет…
— Я всегда был молод, пока моя рука сжимала этот меч. И теперь я его нашел. Он вернет мне мое тело вместе с прежней силой.
— Куда тебе больше?
Нестерпимо горячий воздух сжигает заживо. Дышать было почти невозможно. Губы полопались от жара и кровь запеклась на них. Но он бежал все ускоряя свой бег, чтобы опередить уродливое и грозное существо.
— Никогда бы не поверил, что простой меч способен на такое.
— Ты не знаешь, человек, что это за меч!
— Скажешь тоже. Выковал кузнец из небесного металла. А потом ему отрубили руки, чтобы не сотворил другого.
Чудище аж от гнева задохнулось.
— Я, я творец этого меча. Я нашел этот небесный камень. Я калил его в первородном пламени матери — земли в те времена, когда она в корчах и муках, стенаниях и плаче исторгала из себя горы, заполняла слезами моря и озера. А затем распустил, раскаленный до бела, камень на мягкие податливые нити и заплел их в косы. И мял их в своих руках, вытягивая в полосу. И снова бросал в огонь и мял, мял. Руки обуглились до костей, а я мял, не уставая. А потом стучал молотом. И так продолжалось много лет. А после того, как лезвие было готово, кровь многих жертв напитала его на моем алтаре. Ты и сейчас можешь увидеть, как струится она чуть заметными ручейками по клинку.
— Лес — отец, слышишь ли ты это?
— Но и насытившись, он продолжает требовать свежей крови, мой грозный меч войны. Крови, которой по малодушию, присущему всем обитателям этого мира, ты не способен дать.
Еще прыжок, еще один взмах крыльями и это существо будет здесь. Только не пустить его на поляну. Встретить в лесу, между деревьями.
— Духи лесные, к вам взываю я, последний из рода Бэра, и к вашей древней силе.
— Верни меч. И умрешь без мучений. Прославив свое имя тем, что будешь убит моей рукой. И напитав его своей кровью.
— А не верну, так тоже умру. Выбор не велик. Куда не кинь… — Попытался поскрести пальцем потылицу, но не получилось. Руки заняты. — Хоть совой о пень, хоть пнем по сове. Уж лучше я его у себя оставлю.
И проскочил через поляну.
Над головой с оглушительным треском сложились крылья и с жутким ревом зверь обрушился на него, круша деревья и не замечая, сыплющихся в него, стрел. Выругался так, как никогда не ругался. И бросил на тетиву заговоренную стрелу. Успел нашептать, пока княжна, вымотавшись, спала. Растянул лук выпусти все одну за другой на одном дыхании. Но и заговоренные стрелы не остановили зверя. Вспыхнули искорками и погасли на груди чудища. Провалился до самой земли и заворочался между поваленными стволами. Выдирая из земли корни вместе с кустами. И вместо слов из пасти звериный рев!