Меч Шеола

Ярославцев Николай

— Сама знаю! — Даже не оглянувшись на его голос, огрызнулась княжна и, свернув ткань в несколько раз, уложила мокрую тряпку на лоб.

Радогор, словно и не почувствовав леденящего холода, даже не вздрогнул и не поморщился. А вран снова что — то прокричал ей.

— Если делаю не так, сам спустись и покажи как. Видишь, огневица его взяла. Всего изодрал его зверь. И когти, сказал Радогор, у него плохие.

Вран после ее слов успокоился. Но не надолго. Сидел, нахохлившись на своей ветке, глядя на нее и на него сверху вниз с явной укоризной, пощелкал клювом, и спустился ниже. Но и здесь не усидел и, даже не распустив крыльев, прыгнул вниз. Занял место в

шаге от них и принялся внимательно следить за тем, как она меняет, высохшую тряпку на влажную. Дождался, когда убежит к ручью, чтобы вымочить в воде высохшую, и перебрался к нему на грудь. И склонил голову на бок, прислушиваясь к его неровному частому дыханию, что — то неразборчиво бормоча. Обернулся, заслышав ее быстрые шаги, и с видимой неохотой вернулся на ветку, не переставая выдавать щелкающие звуки.

Так и провозилась до самой ночи, пока дыхание Радогора не успокоилось, а на лице снова не выступил, теперь уже холодный, пот. Боясь причинить ему боль, осторожно привалилась к его телу и сколько бы не таращила, борясь со сном, глаза, но все — таки, уснула.

А проснулась от того, что поймала на себе его внимательный взгляд. Но глаза открыть не торопилась, чувствуя, как его рука чуть касаясь чуткими пальцами ласкает ее грудь. Лежала, затаив дыхание, чтобы не спугнуть эту руку и сердце щемило от восторга.

— Просыпайся, Ладушка. Открывай глаза. Вижу…

И попытался снять свою руку с ее тела. Но она не позволила, удержав его уку своей.

— Утро уж… И оскомину набьешь, если сразу всего и много. — С улыбкой сказал он.

Но руку не отнял, продолжая поглаживать грудь.

— Скажи, Лада, кто еще у тебя дома остался?

— Матушка. — Не понимая его, быстро отозвалась она, подаваясь к нему всем телом. Задумалась. — Нянюшка, совсем старенькая. Матушку мою еще на своих руках выносила. И со мной выводилась. И как бы все, если не считать воеводы Свища.

Своей рукой мягко отправила его руку вниз по телу, но он, делая вид, что не понимает, вернул руку обратно.

— Имя у того воеводы уж очень не воеводское. Свищ! Со зла не придумаешь такое. — С улыбкой сказал он.

И надолго задумался, продолжая перебирать твердый, как наконечник бронебойной стрелы, сосок в своих пальцах, словно не замечая, как по ее телу волнами прокатывается дрожь.

— А это и не имя, Радо. Имя ему Свист. Батюшкин сводный брат он. Зубы у него во рту стоят широко. Редкие выросли. Из — за тех зубов он и свиблит, и первую букву не выговаривает. — И ловко передразнила своего родственника. — А Свищом его уж люди окрестили, как бы его отец с матерью не звали. Вот батюшка Свищов был настоящий воевода. Посмотришь, и от страха оторопь берет. Только убили его, когда я еще совсем маленькой была. А там и матушка его вскоре умерла. А Свища батюшка мой к себе взял. А потом и воеводой сделал. А зачем это тебе?

Влада приподнялась на локте и заглянула в его лицо.

— Должен же я знать на кого оставлю? — Неохотно отозвался Радогор и поспешно встал. — Пора нам, Ладушка. И так перележал. Не все же нам по лесам и оврагам хорониться.

— А, может, рано тебе еще ходить, Радо? Всю ночь в огневице прометался. Суток не прошло. — И смущенно закончила. — И мне не наскучило вовсе…

— Самое время, моя княжна. Как бы приятель мой задиристый не оклемался, да и не пустился за нами вдогонку. Живуч уж больно, зверюга. Я и то начал думать, что не отобьемся.

И чтобы не искушать себя и ее больше, легко поднялся на ноги и развел ветви руками.

— Иначе наш бэр снова потребует для себя еды.

Лада скорбно вздохнула

и, не вступая больше в спор, быстро влезла в разодранную рубаху и, столь же изодранные со вчерашнего вечера, портки.

— Не останусь я дома. — Хмуро сказала она, выбираясь к нему и заправляя рубаху в портки. — Свищ уже тогда моей руки домогался, когда батюшка жив был. А ныне и вовсе со света сживет. Неволей под венец утянет.

Развязала мешок и заглянула в него.

— А где сапоги?

Расстроилась и совсем забыла, что тогда выбросил их, когда ноги в кровь, до кровавых мозолей сбила.

— На руках понесу.

— Но… — Робко заикнулась она, глядя на повязки по распахнутым подкольчужником.

— Как на собаке заросло. — И, не слушая ее слабых возражений, поднял ее на руки.

— Охрамеешь, разлюблю. А тебе это надо? — Густо краснея, прошептал он ей на ухо и с силой прижал к своей груди.

«Первая девка у парня. Припал к ней к лесному пахучему ручью. Пьет, пьет и напиться не может. — Подумала Влада, не мешая его рукам, хотя у самой даже дыхание перехватило. И мстительно закончила. — Первая! А других не будет!»

Обняла за шею руками и с силой вдавила губы в его щеку.

— Мой ты! Ни кому не отдам!

Ближе к вечеру из — за кустов появился бэр и он бережно пересадил, не обращая внимания на его несчастный вид, ее к нему на спину. Покачивалась, подремывая, на его широкой спине, свесив ноги на одну сторону и вцепившись в густую шерсть на толстенном загривке. А потом и вовсе легла на бэра, разморила дорога. А Радогор все шагал и, судя по всему останавливаться не собирался. Ягодка уж не раз принимался скулить, давая им понять, что не плохо было бы вспомнить о его пустом желудке. Или хотя бы пересадить княжну на руки. Но Радогор всякий раз успевал отвернуть глаза в сторону, чтобы не видеть его жалобных глаз. И бэр, не выдержав, забежал вперед, совсем не думая о том, что может стряхнуть свою поклаже на землю.

— Оголодал? — Совсем не любезно спросил он. — Смотри, погубит тебя когда — нибудь твое брюхо.

Но княжну со спины снял к радости Ягодки.

— Не долго уж осталось. Потерпи, княжна.

— Лада, Ладушка. — Сквозь сон поправила она его.

Радогор не ответил. Холодно поблескивая глазами, он снова почти бежал.

— Гляди, мужик. — Пробился в ее сознание чей — то дерзкий голос. — Сам идет и девку несет нам.

А попробуй угадай под грязной рубахой и мужскими портками девку! Волосы длинные, вольно распущенные по плечам и спине, выдали. Не успела головы от плеча оторвать, как пролетела под левой рукой Радогора и оказалась за его спиной. А из его ладоней брызнули желтые яркие искры. Сам же он с мечом в одной руке и ножом в другой, растянулся в прыжке, упал в траву, перевернулся через голову и с колена прочертил длинную сверкающую дугу. Прокрутился на том же колене, вставая, пропуская мимо себя чужой меч и своим прочертил еще одну дугу.

— Не тати, вои! — Успел подумать он. — Хоть по обличью от татей не отличить. А под рваниной кольчуги звенят.

Перекинул кистью меч в обратный хват и провел им наискось там, где заканчивалась кольчуга и угадывалось причинное место, качнулся на ногах вперед и в сторону. Ушел из под удара и достал ножом горло, закрытое густой бородой, одновременно ударом каблука, ломая неосторожно подставленную ногу.

— Лежать и не дергаться. Голову отрежу!

Кончиком меча разгреб бороду и легонько надавил на рукоять меча. На коже выступила кровь. Обвел взглядом неподвижные тела, но пересчитывать не стал. Смерть придет всех перечтет и со счета не собьется.