Меч Тристана
Шрифт:
Юродивый несколько растерялся от такого оригинального проклятия и даже сделал паузу, собираясь с мыслями, но остановиться он явно уже не мог.
— А помнишь ли ты, Изольда, как мы согрешили с тобой на корабле, потому что любовное зелье, предназначенное для тебя и Марка, служанка твоя Бригитта…
— Что ты несешь, придурок! — Изольда перебила его, чуть ли не завизжав, но тут же осеклась, потому что до нее дошло: кричала-то она по-русски.
А Тристан истолковал это по-своему. Они оба так вошли в роль, что перестали понимать происходящее. Маше начинало казаться, что перед ней не Иван, что это какой-то выдающийся местный лицедей, тщательно проинструктированный и натасканный Иваном. А у Ивана, в свою очередь, тоже не было уверенности, что Маша узнала его. Уж больно истово
От русской фразы Тристан вздрогнул и выдал достойный ответ (преимущественно, за исключением отдельных слов, по-корнски):
— Ужели не помнишь ты, что вместо любовного напитка пили мы прекраснейшее виски «Джонни Уокер», голубой лейбл, номерная бутылка, из Новоарбатского гастронома? Двадцать четыре года выдержки в дубовой бочке и столько же — на полке в магазине из-за несусветной цены. С этого-то все и началось! А, Изольда?
Актеры нервничали, несли ахинею, отсебятину, и это грозило срывом всего спектакля. Последовала немая сцена. Поскольку король Марк и его бароны упустили нить повествования, а чужеземные, зловеще непонятные слова наводили на мысль о колдовстве или реальном безумии гостя, хватило бы одного, самого коротенького и тихого вскрика королевы, чтобы Тристана-юродивого просто-напросто вытолкали из замка раз и навсегда. Но Изольда теперь молчала, а молодые люди, самовольно ринувшиеся вперед от ближайшего края стола, были остановлены злобным окриком помешанного рассказчика. У него и голос вдруг прочистился:
— Убью, мерзавцы! Всех убью!!!
Нищий, больной и юродивый вдруг выпрямился, расправил плечи, поднял над головой двумя руками свой корявый посох, оказавшийся на поверку тяжеленной дубиной, и все вдруг увидели, как огромен и силен этот загадочный старик. Растрепанный, свирепый, с лохматой бородою, с огненными искрами в глазах, он был похож сейчас на великана Органона из Африки, побежденного некогда королем Артуром. И молодые бароны дрогнули. И все как-то сразу успокоились, а королева Изольда прикрыла лицо руками и шепнула Марку:
— Можно я пойду? Мне что-то нехорошо. Здесь душно очень.
— Скоро пойдешь, — мягко возразил король, — посиди пока. Я хочу, чтобы ты дослушала до конца этого дурня.
И повернувшись к Тристану, добавил громко:
— Говори, говори, помешанный!
— Да я уж вроде… — Тристан мялся, с трудом возвращаясь к прежнему скрипучему голосу, — я уж вроде все и рассказал.
— Да не может быть! — не поверил Марк. — Что ж, расскажи нам тогда о своих искусствах. Чему обучен ты? Умеешь ли, например, охотиться с собаками и птицами?
— Конечно, умею! — обрадовался Тристан удачному вопросу, как студент на экзамене. — Если мне вдруг взбредет в голову поохотиться в лесу, в речной пойме или на болоте, я умею ловить с моими борзыми — журавлей, а с ищейками, ну, хотя бы с пятнистой Лушей — лебедей и диких гусей, хотя вообще-то моя далматская сучка голубей предпочитает. Ну а со своим луком «Без промаха» хожу я на нырков и выпей.
Это место из «домашнего задания» Тристан почему-то особенно хорошо выучил и шпарил сейчас почти точно по позднейшему французскому тексту Жозефа Бедье. Изольда даже заулыбалась от умиления. И как это он изящно про Лушу ввернул!
— С ястребами ловлю лесных волков и больших медведей, — продолжал Тристан увлеченно, — с кречетами — кабанов, с соколами — серн и ланей, с коршунами — лисиц, с кобчиками — зайцев.
Очевидно, либо Ваня Горюнов, либо старик Бедье что-то перепутал, потому что Марк и бароны вдруг рассмеялись весело и беззлобно. А Тристана этот смех раззадорил, и он опять незаметно, но явно перешел к махровой отсебятине:
— А еще, когда меня хорошо принимают в доме, я умею готовить диковинные блюда и выращивать необычные плоды, я владею в совершенстве мечом и легко, одним взмахом, отрубаю головы людям, похожим на козлов, и козлам, похожим на людей. Я умею любить королев и их камеристок, я умею бросать в ручей легкие щепки, а на дорогу — бастуй, который
— У меня больше нет сил слушать его, Марк, мой господин! — взмолилась Изольда.
И король еле заметным жестом разрешил ей покинуть праздничную залу. А сам вдруг вскинулся, развеселился, разохотился, велел подать еще вина, залпом осушил кубок и попросил Тристана:
— А ну-ка, безумный менестрель, сыграй нам теперь что-нибудь веселое!
И Тристан, окончательно забыв о конспирации, своим собственным чистым и сильным голосом исполнил знаменитую во времена короля Артура песню «Черный рыцарь взял мое сердце в полон». Все почтенное собрание пришло в полнейший восторг, и Тристан только теперь заметил, как крепко нагрузились бароны, пока он произносил свои пламенные речи. Так что уход юродивого уже решительно никого не волновал, разве только сам Марк смотрел ему вслед с грустной улыбкой, и взгляд несчастного старого короля, как показалось Тристану, был отечески добрым и все понимающим.
Изольда ждала его по традиции в бане, где вместе с Бригиттой они в четыре руки отмыли юродивого заранее приготовленной горячей водой, одели в нормальную скромную, ничем не выделяющуюся одежду и под конец нацепили на голову шляпу, а на лицо маску. Но перед этим долго хохотали над его крестообразной прической. Больше всех хохотал сам автор модельной стрижки. Друг Будинас тоже сидел с ними в бане и был крайне весел, разгоряченный вином и удачным спектаклем. Литанский барон без ложной скромности мог считать себя главным художником этого действа. А кроме вышепоименованных граждан, Тристана и Изольду поздравляли с успешной аферой Курнебрал, Перинис и Кехейк. Словом, все друзья собрались вместе. Будинас даже с невестой пришел. И Тристан все никак не мог взять в толк, когда же их с Изольдой оставят, черт возьми, вдвоем, ведь не для того он сюда ехал и жизнью рисковал, чтобы теперь с друзьями пьянствовать, хотя и это тоже дело доброе. Меж тем никто не собирался покидать баню, слуги приносили все новые и новые бочонки вина, все новые и новые факелы и плошки с салом для празднично яркого освещения, уже закуска расставлялась переполненными подносами чуть ли не прямо на пол. И наконец Курнебрал сунул хозяину в руки любимую самодельную гитару, которую, оказывается, в очередной раз взял с собою, и пришлось, разумеется, по просьбам трудящихся исполнить пару песен из старого и нового репертуара. В общем, все это было очень похоже на студенческую вечеринку, этакий легкий сейшн по поводу успешно законченного семестра, и пора было линять отсюда, просто чтобы элементарно не нажраться в лучших традициях молодежи всех времен и народов, а тем более ночь уже близилась и, по понятиям Тристана, они с Изольдой могли элементарно не успеть пообщаться до того момента, когда Марк хватится своей законной жены.
— Мы запремся в твоих покоях? — полюбопытствовал Тристан, когда они наконец-то улучили момент и потихонечку, никем не замеченные, выскочили в коридор.
— Нет, мы пойдем на улицу, за ворота.
— А там не холодно? Ночью-то?
— Дурик! Мы не в Москве, забыл, что ли? Здесь и сейчас совсем другой климат. Апрель в Корнуолле десятого века почти летний месяц. Мы пойдем под Большую Сосну. Помнишь, как там было здорово?
— Помню. Но ты же излагала мне в письме схему действий, и там говорилось, что мы проведем ночь в замке. Ибо так и только так описывали нашу последнюю встречу все древние поэты.