Меченый. Том 2. На переломе истории

Савинков Андрей Николаевич

— Хорошо, товарищ Денисов, обещаю больше полагаться на помощников и вообще не перенапрягаться. По возможности.

Понимая, что больше ничего от меня все равно не добьется, министр тоже покинул мое жилище со мной осталась только приставленная медсестра — весьма миловидная девица лет, на вид, двадцати пяти представившаяся Любочкой. Любочка могла похвастаться длинными, собранными в косу волосами, большими глазами и симпатичными ножками, разве что на бочках имелось чуть-чуть лишних килограммов, но это уже скорее мои предпочтения как человека из будущего. В эти времена стандарты красоты были насколько другими, и легкая «сочность» вместо спортивного «плоского» живота считалась

скорее достоинством, чем недостатком.

Девушка была красивой, причем настолько, что в голову поневоле начали закрадываться мысли о подставе. Ну а что, подложить под «скучающего» без женской ласки генсека бабу — вариант беспроигрышный. Шантажировать меня очевидно никто не станет, но ведь «медовую ловушку» можно и тоньше использовать.

Утро следующего дня началось с того, что прискакала Раиса. Прошлым вечером ее вызвонить не получилось, поэтому сообщение о том, что ее муж едва не «пал смертью храбрых за советскую родину», нашло дражайшую супругу уже ночью. Спасибо и на том, что она решила не переться за город по темноте и дала выспаться.

Кинув острый взгляд на суетящуюся вокруг меня Любочку, — насчет морального облика жены советского генсека можно спорить, но дурой-то она совершенно точно не была, — Раиса тут же включила режим наседки, всем видом демонстрируя, что она и сама справится с уходом за мной без дополнительной помощи всяких разных вертихвосток. Учитывая, что я отнюдь не был лежачим, и в принципе оставался в состоянии обслужить себя самостоятельно, смотрелось это немного комично. Впрочем, вероятно тут опять же сказывалась моя иррациональная антипатия к данной конкретной женщине, почему-то, когда мне подушки поправляла Любочка, раздражения это не вызывало. Скорее наоборот.

Обсудили здоровье, Раиса живо интересовалась подробностями, которые еще не стали достоянием общественности. Осмотрела мою «боевую рану» на затылке и вообще вела себя так, как будто никакого разлада между нами не было.

— Миша, мне звонила Нанули, у Эдуарда прихватило сердце, представляешь, он уверен, что теперь его снимут с Грузии и отправят за полярный круг оленей считать!

— Так и будет, — согласился я. Даже вне моего желания или нежелания, шансов удержаться у Шеварнадзе фактически не имелось.

— Но как же? Разве ты не можешь ничего сделать, Эдик ведь не виноват, он не может отвечать за действия какого-то там спятившего пролетария, — женщина весьма картинно всплеснула руками. — Это просто не справедливо.

— А дело даже и не в покушении на меня, хотя это никто тоже прощать не будет, — я почувствовал, что от слов жены начинаю заводиться, сделал паузу, несколько раз глубоко вдохнул и продолжил мысль. — Шеварнадзе полностью завалил работу как первый секретарь Грузии. У него скоро бунты вспыхивать начнут, да уже начали, самое разумное, что он может сделать, это попроситься в отставку, пока его не начало «разбирать» Политбюро. Потому как результат этого разбора Эдуарду не понравится, я гарантирую. А уж когда выйдет репортаж на телевидении…

— Зачем на телевидении? — Попыталась возразить Раиса, но тут у меня имелось стопроцентное мнение, которое я менять не собирался.

С тем, можно ли показывать запись моего так внезапно окончившегося «бенефиса», пришлось еще разбираться. После обеда приехали товарищи по Политбюро, чтобы провести совещание «у постели», и мне пришлось серьезно надавить, чтобы убедить их в необходимости демонстрации записи в полном объеме. Тут у меня имелась целая пачка соображений: ну во-первых, это был мой персональный рейтинг. В России любят битых, я прогнозировал резкий взлет собственной

популярности после демонстрации данного «кина». Во-вторых, это был прекрасный повод начать войну с национализмом, который я, собственно, и искал. Тем более, что взамен Шеварнадзе на пост первого секретаря Грузии я и раньше собирался поднять нынешнее второе лицо в республике — Никольского Бориса Васильевича, — а теперь и повод для этой рокировки искать не требовалось. Поди возрази после такого.

Вообще-то это было нарушением негласного советского «распорядка» по кадровой политике, при котором в республиках повсеместно на должность руководителя ставили «коренного», а ему в замы давали русского, который в итоге и тащил всю работу на себе. Вот только данная практика мне не нравилась совершенно, и я с самого начала собирался ее менять. Ну вот и подвернулась удачная возможность, грех будет ею не воспользоваться, даже при том, что о Никольском я в общем-то ничего и не знал, а ситуация в Грузии намекала, что проблема там не только в одном Шеварнадзе. С другой стороны нового первого секретаря потом всегда можно было разменять на кого-то другого, нынешний второй секретарь явно не был тем кадром, за которого нужно держаться до последнего. Если пойдет уж слишком сильное давление, его можно будет «разменять» на что-то полезное. Цинично? Ну а что поделаешь, политика вообще штука грязная.

— Так что мое мнение, публиковать нужно полностью, — высказал я приехавшим «проведать раненного» товарищам по Политбюро свои мысли на этот счет. Рыжков начал было намекать на то, что КГБ тут сработало не слишком профессионально, демонстрируя известную нелюбовь между чекистским и экономическим блоками в ЦК, но сдавать Чебрикова я пока не собирался, да и не было это реально его промашкой. Охрана все сделала четко, даже от первого выстрела успела меня прикрыть, второй раз нажать на спуск созванному «Ли Харви Освальду» просто не дали, повалили на землю и скрутили. Так что глупо тут жаловаться на бойцов «девятки», любое массовое мероприятие, а тем более имеющее протестный характер, само по себе имеет определенный уровень опасности, всех обшманать в заведенной толпе все равно невозможно, пронести обрез двустволки под верхней одеждой — не так-то и сложно.

В итоге сюжет из Кутаиси попал в телевизор уже вечером понедельника 28 октября. В рамках программы «Время» был показан весь мой пятнадцатиминутный диалог с толпой, который закончился выстрелом и последовавшей за ней давкой, в ходе которой, кстати, еще несколько человек переломало себе руки и ноги.

Вслед за резонансным репортажем в эфир поставили большой круглый стол с приглашенными «экспертами», которые еще час разбирали ситуацию обсуждая, как на 63-ем году советской власти в стране, победившей нацизм, могли на свет проклюнуться так много ненавистников нашего общего дома. И где? В благополучной и богатой Грузии.

По результатам «обсуждения» перед многомиллионной аудиторией приглашенные на разговор гости — там были как журналисты, представители разных ведомств так и несколько просто известных «медийных», уж на сколько это слово применимо к Советскому Союзу, лиц — сошлись на мнении, что подобные проявления национализма необходимо давить с максимальной жестокостью. Что именно с вот такого мелкого бытового национализма и вырастают «газовые камеры Освенцима». Что к таким проявлениям нельзя относиться как к чему-то незначительному, отмахиваться, списывая на отдельных дурачков, которые не представляют мнение всего населения. Что если «запустить» этот процесс, то очень скоро живущие рядом люди просто поубивают друг друга и это станет концом Советского Союза.