Мечтай осторожнее
Шрифт:
Кроме того, я сообщаю, что Джеймс красив, остроумен и потрясающе обходителен, что у нас уже было два свидания, а в пятницу он пригласил меня на ужин, который приготовит своими руками. Я рассказываю отцу почти все. Почти. Ни слова о том, что по-прежнему недоумеваю, почему Джеймс вчера не попросил меня остаться на ночь. И о том, что, хотя поцелуи на диване были прекрасны, я жаждала большего. И о том, что я многие месяцы мечтала встретить мужчину, которого будет интересовать не только мое тело, а теперь начинаю сомневаться…
— Что ж. Кажется, он отличный парень, — говорит Лайонел, когда
Сразу понимаю, о чем он.
— О, не беспокойся. — Я не забыла ужас на лице папули, когда Дэниэл отказался от рюмочки хереса перед обедом. — Он не член «Анонимных алкоголиков». Наоборот, знает толк в винах. — Разглядывая скульптуру, не могу не отметить про себя, до чего умело автор использовал спицы разных размеров. Интересно, как бы это понравилось Розмари, у которой вязание в жизни — главная страсть?
— Я не про выпивку, милая. Я про секс.
Я вспыхиваю. Простонав «Лайонел!», озираюсь — не слышал ли кто?
А мой бесподобный папуля, разумеется, ничего не замечает.
— Об этом ты ни слова не сказала… — настаивает без тени смущения заботливый родитель. — И это меня настораживает. Итак?
Да-да, знаю, все это крайне нетипично. Большинство отцов избегают даже думать о том, что их девочка уже взрослая. Сколько раз я слышала от подружек истории про ревнивых папаш, угрожающих дух вышибить из любого мужчины, обнаруженного в дочкиной спальне. Но мой отец не такой, как все. Он художник — и к вопросам, связанным с человеческим телом, относится спокойно и открыто.
— Все нормально?
— Нормально. Он истинный джентльмен, — кипячусь я. (А ощущение, будто оправдываюсь.) — Особенно по сравнению с Дэниэлом... — И я многозначительно умолкаю.
Лайонел все знает про Дэниэла. После нашего разрыва я часами висела на телефоне. Не столько говорила, сколько ревела белугой, и все-таки Лайонел отказывался его осуждать. Вместо этого он просто без устали меня слушал, пока наконец однажды вечером не произнес нежно:
— В жизни бывает всякое, Хизер. Если какой-то этап закончился, это означает, что должен начаться новый.
«Как начался у тебя после смерти мамы? — хотелось мне прокричать сквозь рыдания. — Поэтому ты и женился на Розмари?» Но я проглотила злые слезы и постаралась обдумать его слова. В конце концов, это не Лайонел, а Дэниэл меня предал, верно?
— Да, конечно. — Лайонел понимающе кивает. — Тебе ведь не нужен очередной прохвост, а?
«Прохвост» вызывает у меня перед глазами образ Найджела Хэверса [53] — этакого обаяшки в полосатом костюме. Губы сами собой растягиваются в улыбке.
53
Британский актер. Известен ролями обаятельных авантюристов и соблазнителей.
— Лично я таких мужиков называю «лживый ублюдок».
— И правильно делаешь, — рявкает Лайонел, в кои веки нарушая свой нейтралитет. — В мое время, если какой-нибудь чудила изменял девушке, ее
— Страшно было?
— Не то слово. Трясся как заяц.
Пытаюсь представить себе, как этот великан дрожит от испуга, но ничего не выходит.
— Дед у тебя был грозный… До меня очень многие ухажеры сошли с дистанции. Точно тебе говорю.
— Должно быть, ты был по уши влюблен…
— С того самого момента, как ее увидел, — тихо произносит он и сжимает мою руку, одаривая меня тем особенным взглядом, который неизменно сопровождает воспоминания о маме.
В молчании мы переходим к последнему экспонату — фигуре, составленной из черных и белых кубов. Но эту «инсталляцию» я едва замечаю. Думаю о родителях, пытаюсь представить их влюбленными, двадцатилетними. Лайонел прав: в те годы на самом деле все было по-другому. Но в моих отношениях с Джеймсом есть нечто похожее. Его ухаживание по-хорошему старомодно. Сначала ужин в ресторане, потом поход в кино, теперь приглашение в гости… И до сих пор мы только целовались. По нынешним меркам, детский сад. Но когда-то считалось, что события и должны развиваться постепенно, ведь в этом куда больше романтики. Например, мама и папа полюбили друг друга задолго до того, как прыгнули вместе в постель.
Эта мысль восстанавливает мою пошатнувшуюся уверенность, я поворачиваюсь к Лайонелу и, не в силах сдержаться, спрашиваю:
— Скажи, а сколько времени прошло, прежде чем вы с мамой… Ну…
— Времени? — Он смотрит на меня как громом пораженный, а потом разражается хохотом. — Вот еще! Да мы, как кролики, занялись этим на первом же свидании!
Б-з-з-з-з-з-з.
Сорок пять минут спустя я стою перед дверью Джеймса, держа палец на кнопке звонка и нетерпеливо притоптывая.
Все, хватит.
Точнее, какое там «хватит». Мне отчаянно не хватает кое-чего! Это самое кое-что в моей жизни отсутствует. Чего нельзя было сказать о родителях. Нет, ну честное слово. Заниматься сексом меньше, чем твои мама с папой, — чудовищное извращение.
Б-з-з-з-з-з-з.
— Кто там? — раздается наконец в домофоне заспанный голос Джеймса. Смотрю на часы: довольно поздно. Наверное, он уже лег. — Кто это? — Зевок.
— Это я, Хизер.
Ну и пусть он сонный. Я приняла решение. К черту ухаживания. К черту всю эту ерунду про то, чтобы «получше узнать друг друга». И к черту уважение, которое он будет или не будет испытывать ко мне с утра.
— Я думал, у тебя сегодня дела.
— Я уже освободилась.
Пауза.
— Все хорошо?
— Отлично! — вру я. Вряд ли внезапно бросить отца, прыгнуть в такси и объявиться на пороге у потенциального любовника в приступе сексуальной горячки — так уж хорошо, правда? — Можно войти? — спрашиваю напрямую, не совсем четко выговаривая слова. Возможно, коктейли были крепче, чем мне казалось.