Мечтай осторожнее
Шрифт:
Краем глаза вижу, что Гейб поворачивается ко мне. Горло перехватывает: он собирается сделать именно то, о чем я думаю? Воздух между нами только что не искрит… Поднимаю лицо и робко смотрю в глаза Гейбу. Он собирается сделать именно то, чего я хочу?
— Ну что, поехали?
Вопрос сбрасывает меня на грешную землю.
— Угу…
Чертов закат! Весь этот романтический антураж лишил меня чувства реальности. Одинокий утес, живописный пейзаж, привлекательный мужчина рядом…
Мужчина, заметь, не твой.
— Кстати,
— Что такое? Она кусается?
Против воли начинаю хихикать.
Гейб задумчиво на меня смотрит.
— А знаешь… это ведь первый раз, когда ты засмеялась моей шутке.
Э? Я поперхнулась смешком.
— Да ладно тебе, я все время смеюсь!
— Надо мной смеешься, а не над шутками, — с притворной обидой уточняет Гейб.
То есть это мне кажется, что он притворяется, но до конца я не уверена. Еще чуть-чуть — и мне будет очень неловко. Я не могу признаться, что на дух не выношу комиков, что в моем представлении ад — это слушать, как дядька на сцене мерзко кривляется, изображая свою подружку. И уж конечно, не могу сказать, что видела его репетицию перед зеркалом — и пришла в ужас.
Я вдруг замечаю, как резко похолодало. Бросаю взгляд на часы:
— Уже поздно, надо ехать. — Во-первых, это правда, а во-вторых, и тему разговора можно сменить. — Нас давно ждут!
Гейб морщит физиономию и делает вид, будто нервно обкусывает ногти на руках, затянутых в кожаные перчатки.
— Не переживай, все будет хорошо. — Взяв под локоть, веду его к мотоциклу.
Ну и что с того, что я неверно истолковала его намерения? Я вовсе и не хотела, чтобы он меня целовал.
Глава 27
Моя родня влюбилась в Гейба с первого взгляда. Даже Розмари, с той минуты как он вошел в кухню и пожал ее руку в резиновой перчатке («Мачеха? Не может быть! Я бы решил, что вы сестры!»), буквально смотрит ему в рот. Зардевшись как девочка, Розмари наливает ему хереса в бокал уотерфордского [58] хрусталя из своего лучшего комплекта и даже не заикается насчет того, чтобы он разулся. Остальные топчутся рядом, спеша пожать Гейбу руку или, как папа, энергично хлопнуть по плечу, словно выбивая пыль.
58
Уотерфорд — город на юго-востоке Ирландии, знаменит хрусталем, который производится там с XVIII века.
Мне же не разрешают и шагу ступить, пока не сниму обувь, после чего предоставляют самой наливать себе херес. Честное слово, с Гейбом так носятся, что я готова обидеться.
— Ну? Как тебе ведьма? — шепчу я, когда церемония знакомства все же завершается.
— Метлы не заметил… — пожимает плечами Гейб.
Мы проходим мимо Лу, жены Эда, — бедняжка учтиво слушает Аннабел, дочь Розмари, и ее мужа Майлза. Супруги наперебой в подробностях описывают ламинатные полы в своей квартире. Они предпочли ламинат ковровому покрытию, потому что «ну ты же понимаешь, близнецы…».
— Хотя она и угостила меня подозрительной коричневой бурдой, — добавляет Гейб. — Как думаешь,
— Это называется хе… — И ору что есть мочи: — Осторожно!
Поздно.
Он трескается лбом об открытую потолочную балку и морщится:
— Ох ты, больно!
— Да-да, будь внимателен, — назидательно произносит Эд. Мой брат принадлежит к той раздражающей породе людей, которые любят предупреждать о неприятностях после того, как они случились. — Эти старые балки могут быть очень опасны.
Семья рассаживается вокруг обеденного стола, на котором выставлено роскошное жаркое и разнообразные гарниры.
— Зарубил на собственном… лбу. — С натужной улыбкой Гейб потирает голову и, усевшись на стул, пытается устроить под столом свои длинные ноги. На нем по-прежнему оранжевый комбинезон, но мои родные делают вид, что подобный наряд для них в порядке вещей. — Не иначе как дом строил лилипутский народец.
— Совершенно верно, — важно кивает Эд с высоты своих двух метров. — Скудное питание тормозило их рост.
— Жуть! — Гейб озабоченно морщит лоб. — Вы их знали?!
Комната сотрясается от хриплого хохота — это вваливается Лайонел, зажав в руках сразу несколько бокалов и две бутылки совиньона, которые откопал в подвале.
— Мальчик мой, этот дом построили в 1642 году. Ему больше трехсот с полтиной.
Меня тревожит молчание Гейба — уж не обидела ли его папина бесцеремонность? Но мой жилец добродушно отзывается:
— Что с американца возьмешь? В Америке из древностей разве что одна Джоан Риверс [59] .
59
Американская актриса и телеведущая, не скрывает своего пристрастия к пластической хирургии.
По стандартам Гейбовых шуток, очень даже неплохо. Но ответом ему — молчание и недоуменные взгляды.
— А кто эта Джоан? — спрашивает белобрысая Аннабел.
— Актриса наша, в комедиях играет. Ей уж лет сто, но со всей этой пластикой…
Ха! Ноль реакции. Это я в мире звезд — как рыба в воде, а моя семья от светской жизни далека.
— Я знаю! Точно, из-за пластики у нее лицо, как у парашютиста в воздухе! — раздается из коридора.
Кто это у нас такой умный? Розмари?! Она вносит в комнату кувшин воды со льдом и, манерно наклонившись, ставит его посреди стола.
— В одном из моих журналов про нее была большая статья.
Я даже зауважала мачеху.
— В «Леди»? А я почему не читала? — Аннабел хмурит бесцветные бровки.
На прошлое Рождество она подарила матери годовую подписку на «Леди», и теперь, когда бы я ни приехала в Бат, на кофейном столике неизменно разложены веером свежие номера, полные увлекательных статей о том, как плести кружева и ставить на место зарвавшихся нянечек. А стопки своих любимых «Хелло» и «ОК» Розмари прячет в чулане. Уличенная в неверности, она, заикаясь, бормочет что-то нечленораздельное. Маска респектабельной представительницы среднего класса вот-вот рассыплется под сверлящим взглядом Аннабел.