Мечтай осторожнее
Шрифт:
Гейб принимается выискивать залежи шоколадной крошки, находит обширное месторождение и отправляет в рот большой комок.
— Очень удачно. Я люблю быть снизу.
Вот уже несколько минут мы с Гейбом стоим в дверях моей старой спальни, лопаем мороженое и разглядываем деревянную двухъярусную кровать, на которой нам предстоит провести ночь. Когда мне было десять, двухъярусные кровати казались милыми и забавными. Спустя двадцать лет ситуация несколько изменилась.
А Гейб ничуть не разочарован, напротив, ему все нравится. Отсюда и наш полный двусмысленностей
«Ничего забавного, Хизер. Вы с ним флиртуете!»
И то верно. Господи, что я делаю? У меня уже есть парень. И не просто парень, а мистер Само Совершенство.
— Прости, я обжора. Все съел, — с покаянным видом говорит Гейб, соскребая со дна ведерка остатки.
А у него есть девушка, напоминаю я себе. Голливудская кинокрасотка, между прочим.
— Ничего, мне уже хватит… — неожиданно смущаюсь я.
— Да? Ну ладно. — Озадаченный такой быстрой переменой настроения, Гейб перестает дурачиться и ставит пустое ведерко на пол. — И что теперь? Ложимся?
Вполне невинный вопрос, но теперь мне уже повсюду чудятся непристойные намеки.
— Пожалуй. Надо бы встать пораньше, если хочешь заняться серфингом…
Чтобы уж окончательно исключить всякую возможность недоразумений, зеваю, чуть не вывихнув челюсть.
— Умираю, спать хочу.
— Тогда ты первая в ванную?
— Нет-нет, давай ты, — возражаю быстро. Хватаю подушку и начинаю энергично ее взбивать, чтобы хоть как-то отвлечься. От этих разговоров на ночь глядя я вся разнервничалась. — Дверь в конце коридора.
— Точно?
— Точно.
Согнувшись над рюкзаком, Гейб роется в поисках туалетных принадлежностей. Очки съезжают на кончик носа, и он раз за разом подталкивает их повыше. Какой смешной жест. И трогательный.
«Немедленно прекрати, Хизер!»
Он ведь поправлял очки и вчера, и позавчера, и позапозавчера. Так почему я именно сейчас обратила на это внимание? И почему мне кажется, что этот жест придает ему невыносимое очарование?
— Я быстро, туда и обратно. — Выудив щетку и пасту, Гейб выходит из комнаты, но тут же просовывает голову в дверь:
— Чтобы не забыть: семья у тебя — просто классная. Клевый вечер.
— Спасибо. — Мне стыдно за недавнюю мрачность.
— И еще кое-что…
Господи, что такое? Жду, затаив дыхание. Набрав в грудь побольше воздуха, он делает сенсационное признание:
— Я храплю!
Глава 28
Начало нового чудного августовского дня. Порт-Исаак вытянулся под солнцем, как кот на солнышке, мощенные булыжником улицы и беленые коттеджи залиты ярким светом. Еще рано, и большинство жителей спит. Внизу, в тихой гавани, жмутся друг к другу деревянные рыбацкие лодки, а пляж, подковой обрамляющий бухту у подножия крутых, поросших травой утесов, пока совершенно пуст.
Та же картина на всем побережье вплоть до Ньюки. Любители пикников пока не нагрянули, и на протяжении многих миль — только накатывающие на каменистый берег волны в белой пене, похожие на огромные кремовые завитушки, и далекие
Но кое-кто уже проснулся. На некотором расстоянии от берега, там, где свет пляшет на воде, превращая ее в россыпь бриллиантов, покачивается около десятка фигурок. Блестящие черные силуэты издали можно принять за тюленей, но стоит присмотреться — и понимаешь, что это серферы в ожидании хорошей волны. Зимой и летом они каждое утро встают ни свет ни заря и спешат на пляж, чтобы застать драгоценный прилив.
Сегодня среди них Гейб.
Оседлав взятую напрокат доску, он убирает с глаз влажную челку и смотрит вдаль. В этой позе он уже несколько минут, готовится к следующему заходу. Пока прошла всего парочка небольших волн, но теперь, кажется, ему светит кое-что посерьезнее.
Распластавшись на доске, он принимается усиленно грести. Ладони врезаются в воду, как лопасти пропеллера. Главное — точный расчет. Координация движений. Навык. Подобно следящему за дичью охотнику, он сосредотачивается на далекой волне, затем резко подбрасывает мускулистое тело вверх, с силой приземляется ногами на доску и, раскинув руки в стороны, словно канатоходец, взлетает на самый гребень.
Он балансирует легко и изящно, зигзагами скользя туда-сюда, все быстрее и быстрее, поднимаясь и опускаясь, а волна норовистой лошадью выгибает под ним хребет, стремясь его сбросить…
Щелк.
Срабатывает затвор фотоаппарата. Есть! Целый час или около того я ждала именно этого момента. Сидя на сбегающем к пляжу склоне пригорка, я наблюдала за Гейбом через видоискатель своего «Никона», пытаясь поймать один-единственный кадр, который бы выражал самую суть серфинга.
Я уж и забыла, насколько это сложный, долгий и захватывающий процесс. Закончив колледж, я щелкала постоянно — снимать было так же естественно и необходимо, как дышать, — но в последние годы забросила фотографию «для души». Убеждала себя, что не хватает времени из-за работы, но, если честно, попросту боялась, что сразу нахлынут мучительные воспоминания о мечтах и надеждах, так и не ставших реальностью.
И все же. С замиранием сердца вспоминаю свое письмо в «Санди геральд». Гейб отправил его в пятницу, так что, если повезет, — а уж мне-то должно повезти! — возможно, на следующей неделе уже придет ответ.
Я полна оптимизма — того самого оптимизма, который побудил меня вынуть фотоаппарат из прикроватной тумбочки, где он был погребен долгие месяцы, стереть пыль с объектива и взять камеру с собой в Корнуолл. Именно этот оптимизм заставил меня подняться в несусветную рань, в предвкушении отличной фотосессии.
Снова ловлю Гейба в видоискатель. Фигурка на волнах расплывается, и я навожу на резкость, чтобы запечатлеть его сосредоточенное лицо. Челюсти плотно сжаты, лоб и щеки покрыты брызгами. Мне даже удается поймать его взгляд из-под насупленных бровей. Кажется, он смотрит прямо на меня, и…