Мечты сбываются
Шрифт:
— Маленькой? — осуждающе восклицает Али-Сатар. — Помню, как молодым актером я однажды отказался от роли, показавшейся мне слишком незначительной. И вот на другой день один мой товарищ по сцене, большой актер, подал мне несколько мелко исписанных листков — подробную биографию человека, разъяснение его места среди окружающих людей, смысла существования. И когда я прочел все написанное, мой товарищ сказал: «Вот твоя роль — разве она маленькая, незначительная?» Я до сих пор благодарен за этот урок покойному Гусейну.
— Актеру Гусейну? — вырывается у Баджи,
— Да, — подтверждает Али-Сатар, не понимая причины волнения Баджи.
И Баджи узнает, что Али-Сатар встречался с покойным актером Гусейном в течение многих лет, деля с ним обильные невзгоды и скупые радости, выпадавшие на долю актера старого азербайджанского театра.
— Я же проводил его в последний путь… — печально заканчивает Али-Сатар.
Баджи вспоминает окно, завешенное черной материей, толпу людей в тесном тупике, обычно молча и благоговейно внимавших голосу актера Гусейна, доносившемуся из окна, а в тот день гневно посылавших проклятия тем, кто преступно оборвал этот голос.
— Я тоже была там… — тихо говорит Баджи.
И она рассказывает Али-Сатару историю своих мимолетных встреч с покойным актером Гусейном.
— Вот оно что… — понимающе говорит Али-Сатар, и по взгляду, каким он смотрит на нее, она чувствует, как между ними протягивается незримая дружеская нить.
ВРОЖДЕННЫЙ ТАЛАНТ
Как не похож на Али-Сатара другой старый актер — Сейфулла!
Все в нем иное — начиная с высокой, тощей фигуры, нервного беспокойного взгляда, ворчливых ноток в голосе.
Как и Али-Сатар, впрочем, он склонен потолковать, поспорить с молодежью. При этом стоит кому-нибудь сослаться на принципы и навыки, усвоенные в техникуме, как Сейфулла тотчас вздергивает свои худые плечи и небрежно восклицает:
— В техникуме!..
За этим кроется нечто в таком духе:
«Я, как вы знаете, в техникумах не обучался, однако актер из меня вышел хороший. Актерами рождаются. Единственно необходимое для того, чтоб быть актером, — врожденный талант!»
Всем в театре известен рассказ Сейфуллы о том, как однажды, пятилетним мальчуганом, лакомясь ягодами красного тута, он перемазал себе лицо и одежду и, боясь наказания, улегся под дерево и стал стонать, прикидываясь, что упал и разбился в кровь. Свой рассказ Сейфулла сопровождает выразительными ужимками, жалобными стонами и лукавыми взглядами пятилетнего хитреца, переполошившего родных к соседей своим ловким притворством. Талантливо исполнив сценку, Сейфулла обычно самодовольно восклицает:
— Как видите, в пять лет я уже был актером!
Свою жизнь на сценических подмостках Сейфулла и впрямь начал в весьма раннем возрасте. Его отец — служка при мечети, а в дни траура-праздника участник мистерий, умевший своей игрой не только исторгнуть слезу умиления, но и получить за нее мзду у фанатически настроенных прихожан.
Едва
Однако хмель актерского успеха продолжал бродить в крови молодого Сейфуллы и заставил его выступать в любительских спектаклях, а затем подняться и на профессиональную сцену. Прошло уже свыше трех десятков лет, как Сейфулла стал актером, успев за это время снискать симпатии, как ни странно, именно у тех, гнев которых он некогда возбудил своей богохульной выходкой.
К актерам, окончившим техникум, Сейфулла относится скептически. К Телли, однако, он благоволит, находя у нее врожденный талант, который даже техникуму не удалось загубить, и щедро одаряет ее советами.
Покровительство известного актера представляется Чингизу весьма завидным, и он изо всех сил старается подладиться к Сейфулле.
Именно это заставляет его, выслушав суждения Сейфуллы о техникуме, сказать:
— Я сам проторчал там три года — и что же он дал мне, наш хваленый техникум? Ровным счетом ничего!
Как больно задевают Баджи эти слова, как хочется ей крикнуть Чингизу:
«Такому, как ты, может быть, в самом деле — ничего! Тебя ведь ничем не проймешь — бессовестный, неблагодарный!»
Но она сдерживает себя, остерегаясь попутно обидеть старого, уважаемого актера.
А Телли, хотя в глубине души сознает, сколь многим она обязана техникуму, в угоду Чингизу и Сейфулле поддакивает:
— Пропащие три года! Следовало бы мне сразу поступить в театр!
Врожденный талант!
Глаза Сейфуллы обретают умильное выражение, стоит ему произнести эти слова.
К людям, одаренным такого рода талантом, Сейфулла без колебаний причисляет и своего племянника Али.
Алику восемнадцать лет. Он строен, у него красивое, чуть женственное лицо. Особенно привлекательны его глаза — темные, глубокие, обрамленные четкими дугами бровей.
Алик — способный юноша, по протекции дяди не раз исполнявший на сцене эпизодические детские роли. Теперь Сейфулла стремится устроить его в театр на постоянную работу.
— А не лучше ли будет, товарищ Сейфулла, если ваш племянник предварительно пройдет курс техникума? — неосмотрительно спросила как-то Баджи.
Сейфулла, по обыкновению, вздернул плечами:
— Ты помнишь, что говорили о техникуме твои товарищи Телли и Чингиз? Алику не к чему зря терять три года. В свободное время я сам буду обучать его, — надеюсь, опыта и умения у меня хватит. Посмотрим года через два — кто кого обгонит: мой Алик — ваших техникумцев или техникумцы — его!.. Верно, Алик?