Мёд для убожества. Бехровия. Том 1
Шрифт:
– Ну и гадость, – Лих шумно вздыхает, а щеки его бледнеют. – Ты там что, золото хочешь найти?
– Не всё золото, что блестит, дружище, – выудив из ошметков мясистый мешочек, скоблю его ногтем, – но что-то всё-таки золото. Или соль…
– Мудрость дня от Лиха: соль можно купить у бакалейщика, – морщится цеховик.
– Не такую, дружище! – я даже забываю про мерзкий вкус на языке, когда ноготь, разодрав оболочку, чиркает по белым кристалликам. – Это алемброт, пса крев! Редкая штука.
– Так это шишига, – отстраненно протягивает Лих, кутаясь в плащ. – Теперь буду хвастать, что от меня даже у шишиги башню сорвало… Я не я, если она меня не хотела. Видал, как титьки тянула ко мне?
– Тут ты прав, тварь не жрать нас собиралась, – хмыкаю, убирая алемброт во внутренний карман куртки. – Только это был мужик, а не самка. Шишиган, да еще и озверевший в пору гона. Первый раз такого жирного вижу.
– Гонишь, – хлопает глазами Лих, качнувшись вместе с Сиралем, как лист на ветру. – Я же видел у него… У нее титьки! Такие мешки, что…
– Правильно сестра тебя идиотом зовет. Это молоки! – я лающе смеюсь, но смех отдается внутри рвотным позывом. – Фуф… В общем, дружище, шишиган к тебе – в самом прямом смысле – хозяйство катил. Я всё гадал, что это за засор там… А это шишиган любовное гнездышко строил. Тебя, панночку, поджидал!
Лих не прыскает в ответ, даже не отшучивается, обидчиво надув губы. Только спрашивает бесцветным голосом:
– У шишигана же есть жало?
– Нет… – нахмурившись, неуверенно отвечаю я.
– Вот курва.
– Он же не… – я оглядываю Лиха с ног до головы, но не нахожу ран, – не «ужалил» тебя?
Лих теперь бледнее поганки. Не говоря ни слова, он распахивает полу плаща.
Чуть повыше колена, на бедре, только что прикрытом винной тканью, вспухла безобразная язва. Нога вокруг укола, словно вывернутого наизнанку, отекла, притом так сильно, что бриджи разошлись. И по брючине теперь стекает что-то мутное. Что-то, напоминающее молочную сыворотку – только розоватую от крови.
– Черт, да он тебя осеменил! – я хочу рассмотреть рану ближе, но Лих с шипением отдергивает ногу.
– Отвали, – хрипит он. – Это типа… очень плохо?
– Ну, мамкой не станешь, если ты об этом, – чешу бороду, слипшуюся в липкий комок. – Но он тебя глубоко, э-э, «ужалил». Повезет, если без ноги останешься…
– Пойдем, дядя. Больше здесь делать нечего, – хмуро бросает Лих.
Он делает шаг – и, оступившись, чуть не зачерпывает лицом остатки шишиги. Еле-еле, в последний момент парень успевает ухватиться за мой локоть.
– Каналья, как же жжет… – почти воет он, мертвой хваткой вцепившись в мою куртку.
«Да что он себе позволяет!» – визгливо раздается
– Да ты совсем плох, дружище, – качаю головой. Даже и не знаю, откуда, но за ключицами просыпается тянущее чувство. Свербит как будто. Словно мне жаль этого мелкого засран…
Да не, брехня. Просто он знает, где моя Цепь. И Бруг вотрется к нему в доверие.
Хитрый Бруг всё предусмотрел! И никакая это не жалость.
– Давай, пацан, обопрись на меня, – подставляю я плечо.
– Сам дойду, – он кривит потемневшие губы. – Что я, девка, что ли…
– Да не боись, не ужалю! – скалюсь я и сам обхватываю его вокруг талии.
– Отвали, – бурчит он зло.
Но всё равно кладет руку мне на плечо.
– А где типа… Твой ошейник? – вдруг спрашивает Лих, когда мы доходим до середины винтовой лестницы. Той самой, по которой спускались в коллектор с улицы.
– Ну надо же, ты заметил, – язвлю, подтягивая его на следующую ступень. – Потерялся. Этим вашим игрушкам доверия нет. Одна пылинка – и нет навороченного ошейника.
– Выходит, ты мог просто уйти, – Лих морщится, перенеся вес на больное бедро.
– Мог.
– И чего не ушел?
– Наверное, потому что Бруг – славный малый? – прыскаю я. – Или хочет впечатлить твою сестренку, чтобы стать тебе свояком?
– Гонишь, – Лих впервые за долгое время улыбается, пусть и вымученно. – Она слишком стерва.
– Это да, перегнул палку, – соглашаюсь я.
– А если по чесноку? Мог же свалить…
– Ой, помолчи, дружище, – филигранно ухожу от ответа. – Думаешь, легко тебя на горбу тянуть и еще головой думать?
– Да ладно, ладно… – заверяет Лих, но спустя пару ступеней вновь прерывает молчание. – Курва, мы же засор не пробили.
– Рассосется.
– А леперы?
– Кому надо, сам пусть за ними ныряет.
– То есть, дядя, ты теперь согласен, что та рука леперская?
– Нет.
– Тебе что, извиниться западло?
– Продолжишь лясы точить, и я тебя вниз сброшу.
До заветного выхода осталось немного, но Лих будто набрал вес. Моя рука, обхватившая его вокруг пояса, ноет от усталости, да и ногами парень ворочает всё слабее. И пыхтит, что масел-котел.
– Чего расслабился? – кряхчу я. – Может, еще на шею мне сядешь?
– Размечтался… – невесело отвечает Лих. – Передохнуть бы.
– Наверху передохнешь, дружище, – отрезаю я. – Как нога?
– Как чужая, – Лих поднимает взгляд к своду шахты и шумно вдыхает. – Голова кружится… Пусти посидеть, а.