Медальон двух монашек
Шрифт:
Она долго ворочалась со спины на бок и обратно, пока тетка Наталья не загромыхала ведрами у дверей, а через минуту её сердитое лицо увидела и Марфа.
– Чо валяесси? Вставай, иди, дай еды скотине!
– коротко приказала она, увидев открытые глаза Марфы.
– Обленилася! Скоро ужо бабой станешь, а ишшо так ни чо и не умешь!
– Енто я-то не умею?
– возмутилась Марфа и, скинув одеяло, вскочила с тахты: она сейчас была готова кинуться в драку. Но на то тетка Наталья и была опытной женщиной, чтобы с первых нот почувствовать,
Марфа усмехнулась. Этот ход тетки был уже не первым, так что она уже научилась правильно на него реагировать.
– Пускай думает, будто я злюсь!
И стала одеваться. Однако настроения, как не было, так и не появилось. К тому же она ненароком свалила со стола зачерствевшую корку хлеба. И что-то тревожное вошло в её душу вместе с этим падением.
– Ох, как они все мене надоели!
– проворчала она, накидывая кофту. Рука почему-то никак не входила в рукав, и кончилось все тем, что оторвалась пуговица.
– Ну, вот, теперь и пуговица!
Конечно, она прекрасно понимала, что дело вовсе не в пуговице и не в корке хлеба, а в чем-то гораздо большем, но додумать, тем более принять меры ума уже не хватило. А, возможно, и вовсе бы не смогла, учитывая её сверхподвижный характер.
Возможно и потому, что Марфа жила чувствами, эмоциями и интуицией, совсем не опираясь на знания. К тому же учиться чему-то основательному вовсе не хотелось. Зато, не имея таких знаний, она мастерски научилась прислушиваться и присматриваться к эмоциям своим и других людей.
Неясные ощущения, которые иногда тревожили её душу, сразу же выделялись ею. Однако она пока не могла их понять и применить на практике, а потому, как правило, откладывала в долгий ящик. Но все то, что хоть как-то касалось богатства и денег, изучалось и отрабатывалось ею от начала и до конца гораздо лучше других.
Это была её стихия и плавала она в ней, как рыба в воде. Кстати, именно это и злило тетку Наталью, которая никак не могла понять, ворча.
– Как эта «басурманка» умудряется иметь личные деньги и откуда? И почему она ими не делится со мной?
Поумнев от жизни и раскусив свою хозяйку, Марфа теперь часто злила её специально.
Но сегодня это делать больше не стала. Возможно, этому способствовала неясная тревога.
– Сон? Или что-то другое?
Так до конца и не поняв, что же тревожило ее мятежную душу, Марфа ушла из дому. Ей хотелось хоть немного подзаработать на сборе яблок в плодопитомнике. Идти до садов нужно было долго, поэтому приходилось поторапливаться.
– Тпр-ру!
Знакомый голос и запах дорогой махорки Марфа узнала сразу же. Даже более того: этот запах, она очень хорошо запомнила, особенно после того, как Ванька Розенбах, сынок главного Падовского управляющего, прижимал её к забору, лапал руками и целовал, добиваясь значительно большего.
Марфа, конечно, целовать себя ему разрешала, но рукам волю не давала, очень хорошо зная, чем всё это может кончиться. Про себя потом
– Ох, сиротка я, разнесчастная! Не кому за меня заступитьси. А Ваньке? А Ваньке – тем боле! Знаю, чо ему надо. Не така дура, как некоторые! А Ванечка, он такой: мастак девок брюхатить. После венца – всё по полной форме!
– Ково я вижу? Марусичка?! Дак ты за год-то ишшо краше краля стала! Ишь, како яблочко? Соком-то так и брыжжеть! Могеть, дашь откусить?
– А-ха, ишь чо захотел? Чо зенки-то свои поганы вылупил?
– Марфа выпятила вперед своё крутое бедро и грудь, как это делали богатые барышни.
Слова её, тем не менее, вовсе не вязались с тоном.
– Чего греха таить? Мне нравится и его говор, и тон, и подход. А может просто, не встретив его ни разу за весь прошедший год, я уже простила ему измену – женитьбу?
Вполне возможно. Но было и другое: каким-то образом свыкшись с мыслью, что она – тоже барышня, но только украденная, она невольно простила его. И даже соскучилась.
– Иди, вона и откусывай от своёй мамзели. Ты жа жанилси!
Ванька ухмыльнулся и вздохнул. Проглотив пилюлю, сдаваться меж тем даже и не собирался: он знал, что Марфе нравится. Да и Марфа ему нравилась больше других.
– Ты чо думашь, я сам?
– хоть и говорил он серьёзно, но по-волчьи разглядывая её прелести, хитрил. Он сам согласился с отцовым предложением.
– Да! Ну и что? Только дурак упустил бы такое богатство! А Марфа? А что Марфа? Марфа баба фигуристая, хоть и с характером. С ней можно и так встречаться!
И он улыбнулся своим мыслям.
– А с отцом-то как спорить? Ежели ен грит: либо ты женисси на барышне, либо сдам в армию! Вот и пришлося…
– Ну-ну, давай, заливай.
– Марфа мотнула головой, уже не осуждая своего любимого.
– Ага, оправдыватси. То-то жа! А то: жанюся, жанюся! А сам?
Она вытянулась в струнку, гордо вышагивая к саду.
– Ты чо, не в сад ли идешь работать?
– спросил Ванька, всё еще пытаясь у неё разузнать место, где можно будет еще изловить свою зазнобу.
– А те-то чо? Ить ты ж топерича городской!
– быстро отмахнулась Марфа, смущенно улыбаясь. Как никак ей все-таки было приятно.
– Ну, чо, стерва, взяла? Украла у меня дролю, обжанила, да не обратала! Вот он тута. Захочу и мой бут!
От такой мысли ей вдруг стало легко на сердце и весело.
– Не, не городской! Отец опять вернул к вам. Управляюшшим!
– Ванька не удержался и похвастался своим повышением. Довольная улыбка от уха до уха с потрохами выдавала все его чувства, которые тот уже больше сдерживать не смог. Почувствовав это, быстро перекинулся на другую тему.
– Маруськ, а Маруск, ты чо ж забыла меня?
– А-ха, это я-то? Бедная я, сиротинушка, разнесчастная! И ножки вроде ничо, и грудя… Не как у некоторых жен!
– Марфа хоть и уколола Ваньку, но не злобливо, а больше так, для порядку.
– Пусть знает, ково упустил, скотина бесхвостая!