Медленный солнечный ветер
Шрифт:
Это было проще простого. Димитрия сделала вид, что хлопнула входной дверью в туалетную комнату (по половому признаку комнаты естесственно не различались — кто будет заниматься такой глупостью на острове, где живут одни мужчины?), а сама быстрыми шагами пересекла коридор и на одном дыхании нажала на кнопку лифта. Спасли ее, как ни странно, отцовские ботинки. Тяжелые армейские сапоги, которые здесь носили все без исключения, выдали бы ее с головой. А звенящее по белому мрамору лунное железо — это лучшее оружие, если хочешь выдать себя с головой.
Оказавшись на улице, Димитрия
А затем Димитрию словно озарило.
"Мне больше нравится на земле", — так сказал он ей тогда, в машине, прежде чем поцеловать. Димитрия тогда была просто не в состоянии придираться к его словам, но сейчас это могло значить очень много.
А именно — Дарко остался внизу.
И как угорелая Димитрия помчалась по единственно знакомому ей маршруту. В любой момент медбрат Томо мог поднять тревогу из-за ее исчезновения. Нет, он, безусловно, был хорошим человеком и в какой-то степени даже ее друг, но он был слишком прост — доверь она ему свою тайну, он моментально бы раскололся, потому что ему скажут, что так будет лучше для него и для всех остальных. Такие как Томо — плохие напарники. Вот Дарко…
Димитрия не стала развивать эту мысль. Она отбросила все постороннее в сторону, заперла все переживания где-то глубоко внутри (оставила на потом) и вложила всю себя в этот бег. Она чувствовала, как напрягаются мышцы, как боль пробуждает ее самый сильный инстинкт.
Бежать.
Между ветром и Димитрией в этот момент не было никакой разницы. Она летела как ветер. Она была ветром.
Тяжело дыша, Димитрия остановилась перед пустой площадкой, где, насколько она помнила, появился в последний раз лифт, способный доставить ее обратно. Но на месте не было никаких опознавательных знаков, никаких кнопок — словом, ничего, что могло бы вызвать чудо-кабинку.
— Пожалуйста, — терпеливо процедила Димитрия сквозь зубы. — Я не прошу превратить воду в лунное золото — просто спусти меня на землю.
Димитрия не знала, скольким еще чудесам предстояло сбыться в этот день (или ночь — по Городу никогда точно не скажешь), но уже спустя несколько секунд она ехала в кабине бесшумного лифта, спускающего ее с небес обратно на землю.
Только сейчас Димитрия заметила, что, несмотря на позднюю осень, снег в округе еще не выпал. Голые скалы и обнаженные пустоши — эти земли не скрывали ничего. Им больше нечего было скрывать. Мертвые равнины были словно огромное кладбище, на котором похоронено все человечество. А надгробная плита — высокая башня, стоявшая посреди всех этих полей как белое на черном, как инородное тело.
Она нашла его на одном из уступов. Он сидел и смотрел куда-то вверх — на зеленые
Она упала от усталости на колени подле него.
— Здесь такой рассвет? — Димитрия слабо улыбнулась.
От неожиданности Дарко вздрогнул.
— Димитрия, какого?.. — спросил он ошарашенно, несколько раз сморгнув, чтобы убедиться, что это не сон.
— Мне нужна твоя помощь.
И ее глаза — эти самые странные в мире глаза — полные отчаяния, заставили его поверить в то, что она действительно нуждалась в нем. Не как Эва когда-то — это была эфемерная потребность, фальшивка, мишура. Димитрия действительно нуждалась в нем. В ее глазах был страх.
"Чего могла бояться девушка, которой было уже нечего терять?"
Димитрия принялась объяснять ситуацию. Рассказала ему все, хотя и знала, что он навряд ли ей поверит. Подумает, что у нее от перенесенных стрессов разыгралось воображение или еще что-нибудь в этом роде.
Но Дарко не смеялся над ней и не перебивал.
Затем, когда Димитрия закончила говорить (она все еще тяжело дышала), он наконец произнес:
— Ты представляешь, чем нам это все обернется, если то, о чем ты говоришь, правда?
— Именно поэтому я и пришла сюда, — сказала Димитрия. — Я ненавижу в себе это чувство, но оно заставляет меня бороться. Весну не вернуть — ты был прав, черт возьми. Но, солдат, я прошу помощи не для себя. Впервые в своей жизни я думаю не о себе.
Над ними все еще горело изумрудное сияние. На темно-синем небе оно — как просвет, как огромная дыра, за которой пряталось чистое небо. На мгновение в голове Димитрии пронеслась мысль, что она бы и умерла так — под этим прекрасным сиянием, была бы ее воля.
— Мне бы твою силу воли, Димитрия, — впервые после затяжного молчания Дарко позволил себе улыбнуться, — я бы горы свернул. Но я не уверен, что мы можем что-то сделать в данной ситуации. Это прискорбно.
— Прискорбно?! — взревела Димитрия. — Ты никак рехнулся? Кто мне все эти дни вдалбливал про то, что это наше призвание — помочь человечеству возродиться — бла-бла-бла — и прочая чепуха. Это ты мне говорил, не так ли? Или эти твари промыли тебе мозги, после того как ты сделал ноги, едва мы приземлились?
— Я не…
— Нет, ты смотался от меня, солдат, при первой же возможности, даже не пытайся отрицать это. Я уродлива — да, возможно. — "Совсем нет". — У меня скверный характер — с этим тоже не поспоришь. — "Полностью согласен". — Но ты — эгоистичная свинья, Дарко, которая заботится только о своих псевдо-"если бы". Если бы невесту три года назад не грохнули… Если бы нашел в себе силы сказать ей "нет"… Если бы ты, дьявол тебя побери, смог сделать хоть что-нибудь для этих людей. Но нет — ты предпочитаешь любоваться сиянием, и тебе плевать на все, что в этот момент тебя напрямую не касается! Так вот слушай меня, солдат. То, что происходит, тебя касается в первую очередь!