Медная пуговица. Кукла госпожи Барк
Шрифт:
Заперев кабинет, я прошел в сад.
— Товарищ полковник, разве вы не получили через дежурного мою записку? — спросил Сеоев, поджидавший меня возле фонтана.
— Получил, но очень поздно и, откровенно говоря, не понял, куда вы отправились, — ответил я, подходя к азиатской половине дома Таги–Заде.
Завидя нас, генерал, отложив в сторону бумаги, сухо сказал:
— Доложите, сержант, что произошло у вас с фокусником Го Жу–цином и почему вас задержала полиция?
Так как рассказ сержанта длился очень долго и ему было задано много вопросов, не имеющих прямого отношения к Го Жу–цину, я расскажу о том,
За день до описываемых событий Сеоев, выйдя на улицу, встретил возле киоска с водами старого знакомого шофера Али, некогда работавшего вместе с ним в «Ирантрансе». Приятели выпили пива и дошли до гостиницы «Отель де Пари», возле которой находился гараж, где работал Али.
— Как идет жизнь, много ли зарабатываешь? — спросил сержант, глядя на поношенную одежду приятеля.
— У нашего хозяина много не заработаешь. Из всех тегеранских собак это самая скупая и бессовестная, — сплевывая на землю, сказал шофер. — С радостью ушел бы, да некуда. Все хорошие места заняты, а то разве я стал бы работать у Таги–Заде…
Сеоев насторожился. Фамилия владельца гаража была знакома ему. Ведь это был хозяин того дома, в котором жил он и его начальство.
— А что, жаден? — спросил он.
Али огляделся по сторонам и тихо сказал:
— Подавится он когда–нибудь крохами, которые ворует у нас! За малейшую провинность — штраф, за опоздание — потеря места, сколько бы ни привез выручки, хоть целый мешок риалов, — ни одного шая не получишь в награду от этого скряги… А к тому же… — Тут он совсем шепотом сказал: — Вся полиция у него в руках.
— Это почему же? — еще тише поинтересовался Сеоев.
— Очень просто. Все же знают, что он был связан с немцами и получал деньги от них. Ты посмотри на наши такси, все марки «Оппель» и «Ганомак»!.. Ему в свое время шестьдесят штук немцы бесплатно прислали из Берлина, ну, а кому не понятно, что такие подарки даром никто делать не станет.
— Но ведь немцы бежали…
— Ну и что же? — усмехнулся Али. — Немцы бежали, американцы пришли, а Таги–Заде остался. Он теперь служит новым хозяевам не хуже, чем прежним. Ты бы поглядел, как он паясничает и кувыркается перед ними. Нам, шоферам, все известно, но мы молчим… У каждого семья, а денег нет… Эх, хорошо вы сделали, русские, что выбросили из своей страны таких негодяев, как наш хозяин!
— И неужели некуда деваться, друг Али?
— А куда? Я уж и так проходил без работы пять месяцев, совсем обнищал и изорвался, а тут хоть маленький, но все же кусочек хлеба…
— А это ничего, что ты идешь с большевиком, со мной? Может быть, хозяину это не понравится?..
— А черт с ним! Он мне хозяин только на работе, а в свободное время я могу встречаться с кем хочу, тем более, что он и сам дружит, — тут Али подмигнул, — с большевиками.
— Как дружит? — спросил удивленный Сеоев.
— А так, сдал им свой дом на Зеленом бульваре, бывает даже в гостях у них и так же лебезит, как и перед янки, только, я думаю, что от этой «дружбы» русским не поздоровится.
— Почему? — спросил Сеоев.
— А потому, — оглянувшись по сторонам, ответил Али, — что Таги–Заде — пес, и когда он виляет хвостом и ласково скулит, заглядывая в глаза, это значит, что он готовит предательство и подлость.
— Не понимаю, Али, твои речи! Ты
— Легко сказать «прямо», а если ты проговоришься и Таги–Заде узнает об этом?..
— Ты меня знаешь не первый день, Али. Можешь быть спокойным. У тебя сейчас есть время? — спросил Сеоев.
— Есть. Моя смена вечером.
— Тогда пойдем в ресторан, съедим по горячему кябабу, запьем пивом, и ты мне расскажешь, что знаешь.
Али молча кивнул головой, и приятели вошли в простенький ресторанчик «Хуршид», где, уединившись в углу залы, продолжали разговор.
— Несколько дней назад в дом Таги–Заде на Зеленом бульваре, арендованный большевиками, была послана партия рабочих для ремонта комнат. Все рабочие чужие, не тегеранские, мы их не знаем, и среди них под видом простого рабочего находился переодетый, как ты думаешь, кто? — отпивая глоток пива, спросил Али.
— Не знаю!
— Фокусник, который живет на улице Шапура и который тоже работал с немцами.
— Откуда ты узнал это?
— А я и шофер Аббас Джемшеди отвозили рабочих на грузовиках на вокзал, откуда они уехали куда–то в сторону Кума, — продолжал Али.
— Но как же ты узнал фокусника, если он был переодет? — спросил Сеоев.
— Очень просто. Когда мы подъехали к вокзалу, все рабочие сели в отходящий поезд, а один — это был фокусник — остался в машине и, пересев ко мне в кабинку, попросил довезти его до улицы Шапура. Уже тут я сообразил, что дело не чисто. Когда же он остановил машину и вошел в подъезд этого дома, мне стало ясно, что затевается какое–то грязное дело…
— Но почему же ты думаешь, что это не был настоящий рабочий?
— Э–э, что я, маленький ребенок или большой осел, что ли!.. Что, я не могу отличить настоящего иранца от поддельного или рабочего человека от переодетого белоручки? Когда я смотрел на его пальцы, нарочно запачканные ржавчиной и маслом, я в душе смеялся над этим человеком. Рабо–чий, — презрительно протянул Али, — у которого мягкая ладонь, тонкие незагрубелые пальцы и тщательно подстриженные ногти, может обмануть только такого же поддельного рабочего, но человека труда, знакомого с нуждою, с мозолями, он не обманет… Я прямо говорю тебе, что этот педер–сухте [13] и его компаньон мошенник Таги–Заде задумали какую–то пакость против русских. Подумай и поступай, как найдешь нужным, только помни, что от одного твоего неосторожного слова пострадаю я и моя семья.
13
«Сын сожженного отца» (персидское ругательство).
— Не бойся, друг Али! Я буду осторожен, — сказал Сеоев. — Если нуждаешься в деньгах, возьми у меня до лучших дней несколько риалов.
Но Али движением руки остановил сержанта.
— …Не говори о деньгах. Да, я нуждаюсь, мне сейчас дорог каждый кран, каждая шаи (копейка), но я ни за что не возьму у тебя, моего старого друга, денег. Я хочу сохранить то хорошее чувство, которое в душе у меня от того, что я предупредил русских… Я — труженик, бедняк–рабочий, и поэтому рассказал тебе о гнусной проделке этого шпиона. А теперь, если хочешь, уплати за пиво и обед, который я съел так кстати.