Медведь и русалка

Кальк Салма

— Ты заразная, — вдруг сказал он.

— С чего бы это? У нас разные болезни. Я из человеческого только простудой могу заболеть, если сильно замёрзну.

— А чего меня выпивка не берёт?

— А тебе очень надо? — усмехнулась она, а потом подумала и добавила: — Ты ж после экзамена? Наверное, круто помесились, но можно было ещё?

— Ну… так, — сказал он, не сводя с неё глаз.

— Так говорил же профессор де ла Мотт на лекции, что если ощущаешь много силы в себе, то алкоголь и не возьмёт.

— А что возьмёт? — он нахмурился.

— Всё тебе расскажи, —

она тоже усмехнулась.

А потом подумала — а вдруг?

Вообще, он казался ей красивым — если смотреть чисто физически, и не обращать внимания на его беспробудную тупость. Тело у него, что надо, самое такое человеческое. У морских мужчин тоже бывают накаченные тела, но… не такие. Когда плаваешь — это другое, тоже мышцы, но иначе.

Финнея взяла его за руку, подержала. Он не сопротивлялся, только смотрел неотрывно. Она чуть улыбнулась, глянула из-под ресниц. Погладила ладонь.

— Ты… чего? — сказал он неожиданно хрипло.

— Ничего, просто так. Нельзя — так и скажи. Если тебя дома ждёт твоя единственная — тоже скажи.

Он дёрнулся, будто его кто ударил.

— Никто меня сегодня не ждёт.

О как. И этот факт его ничуть не радует, судя по всему.

— Значит, разотри и забудь.

Он посмотрел на неё, будто впервые увидел. Чуть нахмурился.

— А тебе-то что?

— Да ничего, просто так.

Финнея вдруг поняла, что с удовольствием разденет его и потрогает руками. На ощупь все люди разные, как и все морские. Наверное, он шерстяной, крепкий и упругий. Это может быть любопытно. И…

Он смотрел на неё, и взгляд его становился… очень заинтересованным, вот. С менталкой у Финнеи всё было отлично, и она отчётливо видела, как потихоньку разгорается в нём искорка интереса. Желания.

Дотянулась, коснулась щеки кончиками пальцев. Погладила подстриженную бороду — она слышала, что такую ухоженную ещё не так просто сделать. Это вообще чисто человеческое — борода, из морских бороду на её памяти всегда носил только дедушка, но — длинную, седую, она красиво развевается в воде. А такую вот подстриженную — никто.

Он перехватил её ладонь, смотрел на пальцы с зелёными переливающимися ногтями, на которых были нарисованы чешуйки и вклеены кусочки перламутра — Финнея ходила к девчонкам с прикладного раз в месяц и ей делали красоту. В море никто такое не делает. И на кольца с жемчужинами тоже смотрел — их было несколько разных. Потом будто решился — взял её пальцы в обе ладони.

— У тебя чего руки такие холодные?

Ну спросил.

— Я же рыба, — и хмыкнуть ещё поехиднее.

— Да ладно, ты б замёрзла уже. Ты это, теплокровная.

О, какое слово знает, офигеть.

— Но мне правда холодно зимой, — вздохнула она.

Он отреагировал совершенно правильно — обхватил её своими ручищами. И да, с ним вот так теплее. Она потёрлась об него щекой.

И кто же сделает первый шаг? Неужели ей придётся? Она зажмурилась и засунула ладони ему под свитер. Там тепло, там очень тепло.

Он поднялся сам и поднял её. Смотрел, хмурился — правильно ли понял её сигналы. Правильно, правильно. Продолжай.

Правда,

он подумал, что продолжить можно прямо тут, в тёмном коридорчике или, тьфу, в туалете, но она потянула его к выходу. Быстро надели шапки и куртки, он взял её за руку, и они вышли наружу, в темноту. На крыльце проветривались Флинн и Лои, по своему обыкновению — целовались взасос. Помахать им — и в общагу.

И очень хорошо, что Финнея живёт одна.

11. Волна и молния

Общага гудела — кто не праздновал в кафешке в парке, делали это здесь. Вроде сегодня специальность сдавали не только второкурсники, но и третьекурсники тоже. А выпускники будут сдавать завтра. Медведь за полтора года в Академии заглядывал в общагу пару раз, наверное, когда по какой-то причине нужно было зайти к живущим здесь парням из группы — Ришару и Валентину. Ещё тут живёт Мизуки, её зовут в группе Луной. Ну и боевики с других курсов тут тоже живут.

И он понятия не имел, куда его потащила рыба.

Рыба странная. Не пила, только носом швыркала. А потом сказала, что ей алкоголь без пользы дела, только вкус, да и всё. Медведь даже не знал, хотел бы он себе так, или нет. Потому что, ну, напился, да и дело с концом. А у этих рыб всё, не как у людей.

Самому ему тоже было как-то не особо, потому что алкоголь не брал. Совсем не брал. Вроде, так иногда бывает, когда много магической силы, и её некуда девать. Видимо, не совсем в хлам помесились на экзамене, нужно было ещё. А сейчас и не помесишься уже, и к Розе тоже не завалишься, потому что прокатила его Роза. И вот он сидит, как дурак, пьёт, не пьянея, и таращится на рыбу.

А потом она сказала, что ей холодно. С любой другой девчонкой он бы поступил обычным образом — облапил, да и всё, это помогает, он большой и тёплый, ему не раз такое говорили. А что надо рыбе?

Но он рискнул, взял её ладони в свои — изумился ещё, какие они маленькие, и пальцы тонкие, и колечки с жемчужинами тоже тонкие — это же жемчужины, да? У рыб же должны быть жемчужины? Или это у моллюсков? И ногти мудрёные какие-то, каких не бывает у девчонок с боевого, и у девчонок с их района не бывает тоже.

И она сидела рядом, и не дёргалась, а потом вообще взяла и затолкала руки Медведю под свитер. Ну, если это не приглашение, то он не знает ничего о приглашениях.

Правда, ему всё равно было не по себе. Он думал — ну, пообжиматься в коридоре, А дальше — как пойдёт. Но рыба взяла его за руку и целеустремлённо потащила наружу.

И вот теперь они поднимаются на третий этаж, она ладонью отпирает дверь комнаты и выпускает десяток серебристых шариков, становится светло. А комнате такой бардак, что мать Медведя рехнулась бы, случись такое дома. Вещи лежат везде — одежда, тетради, книги, какие-то артефакты кучкой на столе, флаконы стеклянные, свиток в трубке рядом. И ракушки — на столе, на стенах вокруг окна, вокруг двери, и коврик на полу тоже весь из себя на морскую тему. А на стене постер с картинкой из мультика про русалочку. На коврике валяются кружевные трусы.