Медведки
Шрифт:
— Слушаю, — сказал я.
— Вы его хорошо знаете? — спросил Витя и, морщась, отхлебнул из бокала. Наверное, шампанское показалось ему слишком кислым. — Этого вашего родственника?
— Нашего родственника, — сказал я, улыбаясь, — нет, откуда? Он же только недавно сюда приехал.
— И вы никогда не переписывались с ним прежде? Нет?
— Как я понял, — сказал я, — он решил восстанавливать семейные связи совсем недавно. Знал ли я его раньше? Нет, не знал.
— Но он надежный человек?
— Понятия не имею.
— Такой прием стоит денег.
— Безусловно.
Я
— Я задумал одно дело, — сказал Витя, — очень перспективное дело. Перспективный бизнес. Но нужен начальный капитал. Вложение. Вы вроде пользуетесь тут влиянием. Поговорите с ним, а? Мы могли бы на паях.
— С ним?
— И с вами. Как с посредником. Или вы хотите сразу? Если он вложится. Скажем, семь процентов от сделки...
— Пятнадцать, — сказал я.
— Что?
— Пятнадцать. Вы не деловой человек. Это стандартный процент за посредничество.
— Я деловой человек, — сказал Витя. Лицо его жалобно искривилось, а волосенки прилипли к лысине. — Но у меня нету... только квартира... под залог. Они преследуют меня, вы понимаете?
— Кто?
— Эти люди. Я неосмотрительно поручился, понимаете? И теперь...
Бедная, бедная Риточка.
— Если я не отдам им эту сумму... А чтобы отдать, я должен сначала ее иметь. И если он, этот Сергей... Мы же родственники...
У него все-таки было мало тестостерона. Те, кто утверждает, что тестостерон коррелирует с лысиной, ошибаются.
— Я поговорю с ним, — сказал я, — правда, поговорю.
Может, он и правда подкинет им денег? Все-таки дочка тети Аллы.
Или наймет киллера. Нет человека — нет долга. Нет долга — нет проблемы.
Киллер дешевле обойдется.
— Спасибо! — он опять собрался трясти мне руку.
— Не за что, — сказал я, убирая руку в карман.
Говенные какие-то у меня родственники. Сплошь лузеры.
Я оглянулся в поисках Рогнеды и не нашел ее. Наверное, пошла в туалет подправить макияж. В кино они всегда так делают.
Подошел официант с подносом. На подносе было больше пустых бокалов, чем полных. Я взял себе еще шампанского — может, вообще остаться тут, за колонной? Хорошее, удобное место. Я их вижу, они меня — нет.
— Ого, какие котлы!
Этот родственник выглядел как Сметанкин до его странной трансформации. Крепкая шея и бритый затылок.
— Подарили, — сказал я и пожал плечами.
У меня что, и такие родственники есть? Этот, наверное, из донских казаков. Или политкаторжан. Буйная поросль Зауралья. Вон какая будка.
— Такие за так не дарят.
— Значит, было за что. Ты мне вообще кто?
— А хрен его знает, — он пожал плечами.
— А фамилия?
— Тимофеев. Тимофеев Василий Трофимович.
— Очень приятно, — сказал я.
Он мне понравился больше того, первого. Была в нем одновременно основательность и бесшабашность.
— Коньяку
— Плесни сюда, — я подставил ему пустой бокал из-под шампанского, оказывается, я его успел выхлебать. С шампанским всегда так.
Официант покрутился вокруг, посмотрел на нас неодобрительно, но Тимофеев сказал ему «отвали», и он отвалил.
— Ты откуда? — спросил я.
— Из Томска.
— А я местный.
— Знаю, — сказал он сурово и содвинул свой бокал с моим. И мы выпили разом.
— Интимный вопрос можно? — В голове у меня шумело, я надеялся, что после коньяка немножко прояснится, но, похоже, надежда оказалась иллюзорной.
— Валяй.
— Сколько у тебя вообще сосков? Три?
— Ну, три, — сказал он неохотно, — а тебе какое дело? Ты что, педик?
— Нет. Я твой родственник. Это семейная черта.
— Вроде родимого пятна, да? — Он обрадовался. — Это как в сериалах. Сын теряется в детстве, а потом мать находит его по родимому пятну. И что характерно, сын уже большой, борода растет, а мать ни на столечко не изменилась.
— Сериалы — говно, — сказал я и отпил коньяку.
— Точно, — он шумно вздохнул, — сплошное вранье. Придумать ничего толкового не могут, сценаристы, блин, сидят там, жизни не видели. Слушай, Серега сказал, ты вроде писатель, нет?
— Ну? — сказал я. В последнее время я полюбил это краткое выразительное слово.
— Хочешь, сюжет продам? Крутой сюжет. Гони тыщу баксов, а я тебе сюжет.
— Вася, — сказал я, — я сейчас не при деньгах.
— Ну, давай гонорар поделим. Пополам. Ты как?
— Пятнадцать процентов. Больше никак, Вася.
— Ладно, — он опять вздохнул, он чем-то напоминал мне большое морское животное, они так дышат, с шумом и через одну ноздрю, — Под честное слово. Твое слово, мое слово. Заметано? Главное, чтобы люди знали, как оно бывает.
— Давай, Вася, — сказал я и тоже вздохнул.
— В общем, у нас был такой крутой в девяностых. Сильный человек. Его так и звали — Царь. Держал несколько десятков точек на районе.
— Это где?
— В Томске же. Очень сильный был, все уважали. А тут приехали чужаки из Хакасии. И начали на него давить — отдай бизнес. Он уже к сыну в институт телохранителей, к дочкам, они в гимназии учились, телохранителей, «мерс» с бронированными стеклами прямо к школьному крыльцу, потом вообще учителей на дом стал звать, так еще и в прихожей поставил металлоискатель, обыскивал. Но хакасы эти давят, давят, Царь уж извелся весь, везде ему киллеры с глушителем мерещатся. Наконец дошел до края, говорит, ладно, давай, на стрелку, мол, чтобы все как у людей. А у этих пришлых, хакасов этих, был такой Гагуа. Здоровенный мужик, он на заказ себе все шил, такой здоровый. И они его, значит, всегда возят с собой и говорят — хотите дело решить миром, вот пускай кто-то из ваших против нашего Гагуи выйдет... Если живым уйдет, ваш бизнес. Положит Гагую, еще отступного дадим. Вас не тронем, никого не тронем, сами уйдем, слушай.