Медвежьи невесты
Шрифт:
— Это мне дед мой рассказывал, — заметил Голичанин усмешку, скрытую в морщинах возле глаз у приезжего.
В этом Юра как раз-таки не сомневался.
Но мало ли… Может, кто-то из этих же мужиков и решил подшутить над остальными. А иначе… откуда взяться человеческому голосу в такой непролазной глуши?
Но вслух Юра только небрежно заметил:
— Медведи в тайге страшнее голосов.
Юра Голичанин снова неспеша выпустил к облакам струйку дыма и неторопливо продолжал.
— Любят и мишки заглядывать на Сенокос. Это всем давно известно.
Историй
Хватит на много-много долгих вечеров.
Когда речь зашла о медведях, Нина невольно крепче прижалась к сильному плечу мужа. Косолапые хозяева тайги, которых Голичанин так ласково величает мишками, пугали её гораздо больше, чем голоса в той самой избушке, где им предстояло провести ни один вечер.
Голичанин же с детства знал повадки медведей и умело избегал встречи с ними в лесу.
Но не всем так везло…
— Был у нас в Нижнем один старик, — вздохнул и посмотрел на небо Голичанин. — Накосил он как-то два стога на той поляне. Так бы он и забыл о них до самой зимы, да только пошёл дождь. И дёрнул же его, старика этого, уж не помню, как его звали, нечистый, — наморщил лоб сибиряк, — пойти посмотреть, не горят ли стога.
— А почему они должны были загореться после дождя? — не поняла Нина.
— Это так у нас говорят, — снисходительно улыбнулся сибиряк неосведомленности приезжей. — Когда сено ещё не высохло, стог может загнить изнутри, и тогда кажется, будто из него идёт дым. Тогда нужно снова раскидать стог по земле и ждать, когда сено высохнет.
На несколько секунд Юра Голичанин замолчал, вспоминая, на чем он остановился, и продолжил с интонациями, с какими бабушка обычно рассказывает внукам сказки.
— Сено не дымилось, но возле стога спал огромный медведь. Мужик попятился назад. А мишка, как назло, проснулся — и к нему. А там, посередине поляны, (видели?), старые сосны растут — три из одного корня. Мужик тот — за них, а мишка — за ним. Да обогнуть сосну не догадается, а отходит назад, увидит, где дед прячется, разбежится. А мужик-то хоть стар, да скор и ловок — отбежит, и уже с другой стороны из-за Трёх Сосен выглядывает. Медведь раз разогнался, другой, третий… Выдохся миша — мужик проворнее оказался. Но и медведь не промах. Отошел чуть поодаль и вернулся с валёжиной. Положил ее у Трёх Сосен, чтоб хоть с одной стороны мужику путь преградить, и снова разбежался. Но добыча его все равно ускользает. Перепрыгнул мужик через валёжину и снова обвёл его вокруг пальца.
Заревел медведь и пошёл за второй валёжиной, а мужик тем временем первую подальше оттащил. Но и медведю упрямства не занимать. Принес из леса третью валёжину, в второй уже, конечно, нет у Трёх Сосен. Мужик тоже времени даром не терял. Так полдня они валёжины таскали. Но, к счастью, спохватились в поселке — поехали искать мужика.
Уже и вечереть стало. Медведь услышал выстрелы — и в лес. Долго потом мужик мишины забавы вспоминал, — Юра Голичанин многозначительно замолчал. Слушайте, дескать, да мотайте на ус..
О медведях Юра Голичанин
На следующий день, когда из трубки сибиряка едкий дымок поднимался к закатному весеннему небу, сосед снова подсел к нему на валёжину, затянулся папиросой.
Юра Голичанин не признавал никакой табачной продукции — по старинке курил махорку в трубке. И с этим неизменным по вечерам атрибутом во рту и спокойным и невозмутимым выражением лица походил на древнего философа, когда восседал на своей валёжине.
Управившись по хозяйству, приходили и Нина с Нюрой послушать мужские разговоры.
Нину беспокоило, что муж уже не раз мимоходом говорил о своем намерении пойти на медведя. Отговорить его от этой опасной затеи она не пыталась. (Пустое дело! Уж если что решил, то отговаривай — не отговаривай, а будет по его). Но Нина жадно ловила каждое слово, когда речь шла об охоте на медведей.
Впрочем, пока можно было не слишком беспокоиться.
Из рассказов соседа-сибиряка Нина узнала, что охота на медведей начинается, когда ляжет снег. А до зимы ещё далеко-далеко.
— Одному на медведя нельзя — задерёт, — вынимал трубку изо рта Голичанин. — Был у нас случай один…Встретился в тайге охотник с медведем…
Даже Нюра торопливо вытирала руки о передник и садилась рядом послушать, наверняка, давно известную уже ей историю, и большие синие глаза жены Юры Голичанина становились еще больше от непритворного удивления.
— Правда, пошел он не на медведя — на птицу, — бывалому охотнику, явно, доставляло удовольствие то внимание, с каким ловили его слова новосёлы и супруга. — Но никогда не знаешь, когда встретишь в тайге косолапого хозяина. Так было и в тот раз. Медведь поломал охотника всего, но тот успел выстрелить зверю в живот. Когда нашли то место в тайге наши мужики из Нижнего, то увидели кучу кишок рядом с дохлым медведем. (Так он боль из себя выдрать хотел). А поблизости лежал мёртвый охотник.
Юра Голичанин посмотрел на своего тёзку и перевёл взгляд на Нину, ожидая вопроса. Но соседи слушали молча.
— Медведь, — продолжал бывалый охотник, — если ранить его из ружья в живот, очень быстро наскакивает на охотника и снимает с него когтями скальпель и давай ломать несчастного — так обнимет, что косточки хряпнут. Хоть и говорят, «мишка косолапый», да мишка косолапый очень шустрый зверь. Потому-то и ходят на медведя не меньше, чем по трое, да и то с собаками, с лайками. В Сибири без лайки никак нельзя.
— Я и сам уж об это подумал, — согласился Юра.
Вскоре в его дворе появился желтобокий дворняга. Увязался, бездомный, за Юрой в посёлке, да так и обрел хозяина. Назвали пса Лютиком, потому что рыжий, почти золотой, и даже без пятнышек.
Но лайка нужна была всё равно.
… Тайга по-прежнему казалась Нине чужой и таинственной, но работа в ней спорилась, точно духи леса помогали.
Смолу Нина выковыривала из чашек в ведро, которое выносила затем на лесную дорожку, где переливала в деревянные бочки с деревянными же пробками.