Мегафон
Шрифт:
— Кто это «мы»?
— Ну, старшие служащие, директора, правление. Если мы наживаем деньги, акции повышаются, и пайщики получают свою долю прибыли, продавая свои акции на бирже.
— Но предполагается ведь, что если трест наживает деньги, то и акционеры должны…
— Не знаю, кто это предполагает. Я говорю о реальной трестовской политике, Мэри, о той, которую допускают теперешние законы. Я не имел в виду ветхозаветных условий. Так вот, деньги, которые мы вложили в трест в этом году, пойдут на пользу рядовым держателям бумаг… косвенно,
Наступила пауза. Затем мистер Литтенхэм спросил свою дочь, почему она хочет быть секретарем Каридиуса, только что избранного в Конгресс.
— Потому что я сразу войду в курс. Он абсолютно ничего не понимает в делах Конгресса, и я буду учиться одновременно с ним.
— И гораздо быстрее его… Но зачем тебе политика?
— Потому что, насколько я понимаю, политические деятели являются связующим звеном между людьми, которые владеют нашим государством, и народом, который на них работает. Я хочу изучить это звено, вот и все.
Мистер Литтенхэм нагнулся и закрыл отверстие, из которого только что появился.
— Если бы я не верил в исключительную уравновешенность твоего ума, я запретил бы тебе вмешиваться в политику, Мэри.
— А, значит, ты можешь устроить меня секретарем?
— Я финансировал предвыборную кампанию Эндрью Бланка.
— Да, но этот Каридиус был противником Бланка.
— Я ведь не имел дела непосредственно с Бланком. Я договаривался со стариком Крауземаном, а Крауземан, — он подмигнул дочери, — ты ведь знаешь, как такие дела делаются? По всей вероятности, в этой скачке он поддерживал обоих кандидатов. Я сейчас позвоню Крауземану.
И отец с дочерью направились туда, где в конце широкой аллеи маячили высокие башни Пайн-Мэнор. Огромный пятнистый дог последовал за ними.
16
Из подъезда Палаты представителей, занимающей южное крыло Капитолия в городе Вашингтоне, вышел достопочтенный Генри Ли Каридиус вместе с десятком сотоварищей, членов Конгресса.
Говорили они мало, пониженным голосом, придавая ему скорбный оттенок, как и подобало людям, только что отдавшим долг умершим.
Депутат Бинг грустно покачал головой и обратился к шедшему рядом с ним Каридиусу:
— Покойный был прекрасный человек, мистер Каридиус, талантливый юрист, неподкупный законодатель, пламенный патриот и преданный друг.
Депутат Бинг все еще мыслил такими же закругленными периодами, какими он только что выражал свои чувства в речи, посвященной памяти Эндрью Бланка:
— Я не имел счастья знать его лично, — проговорил Каридиус.
— Это было большое счастье, — заверил Бинг, и оба прониклись уверенностью, что если знать живых членов Конгресса, выходивших сейчас вместе с ними из подъезда, вовсе не было счастьем, то общение с почившим достопочтенным Эндрью Бланком было в самом деле редким духовным наслаждением.
Выдержав для приличия паузу, Каридиус сказал Бингу:
— Я ищу квартиру.
Мистер Бинг покачал головой.
— По
— Я сегодня прилетел из дому. Сейчас полечу обратно.
— Прилетели? Вот как! И сколько это заняло времени?
— Час с четвертью, примерно.
— Не так уж много.
— Совсем немного, тем более, что лететь очень удобно и интересно.
— Вы не думаете, что вам лучше приезжать сюда каждый день?
— Из Мегаполиса в Вашингтон?
— Да, ведь многие из членов Конгресса живут в соседних городах.
— Это, вероятно, неудобно.
— Зато неудобство компенсируется возмещением расходов. Неудобство, мистер Каридиус, понятие относительное, и нередко явления, которые при первом соприкосновении представляются неудобными, оказываются…
— Сколько полагается за проезд от Мегаполиса до Вашингтона? — перебил Каридиус, поддаваясь непреодолимому для северянина соблазну приостановить нескончаемый поток красноречия южанина.
— По восемнадцать центов за каждую милю… погодите-ка. До Мегаполиса сто пятьдесят миль… Это составит… восемнадцать плюс девять… двадцать семь долларов в один конец… или пятьдесят четыре доллара в день.
— Больше, чем мое жалование! — воскликнул Каридиус.
— Жалование оплачивает время и энергию, затраченные вами в помещении Конгресса. Плата с мили — добавочное вознаграждение, компенсирующее ваше передвижение из дома и обратно. Относительная ценность того и другого находит правильное отражение в этих двух шкалах вознаграждения.
— Но ведь перелет туда и обратно обходится всего в двадцать долларов пятьдесят центов?
— Тем лучше для вас.
— Разве при определении платы с мили не сообразуются с фактическими проездными расходами?
— Дорогой сэр, — сказал мистер Бинг, собирая в складки толстую кожу на лбу. — Члены Конгресса установили плату в размере восемнадцати центов с мили еще во времена почтовых дилижансов и упряжек восьмеркой. В наши дни члены Конгресса не могут считать себя обязанными вносить поправки к закону о плате с мили, хотя бы успехи науки и новые изобретения снизили стоимость переезда. Ведь промышленники не считают себя обязанными снижать цены на товары, когда они открывают более дешевые способы производства? Для публики в том и другом случае цены не меняются, а прибыль все равно достается тому, кому полагается.
— Не нравится мне это, — сказал Каридиус. — Ведь я прошел в Конгресс под лозунгом сокращения расходов.
— Большинство из нас проходит под этим лозунгом.
— Вот мы и должны следить за правильным расходованием средств.
— Где же и следить за этим, как не в Конгрессе?
Несколькими часами позже, на вашингтонском аэродроме, Каридиус вместе с другими пассажирами занимал место в готовой к отлету машине. В последнюю минуту, уже после звонка, в самолет торопливо взобрался невысокий желтолицый человек и, пройдя всю кабину, сел рядом с Каридиусом.